Вернулся Ликий, путь свершив недлинный,Чтоб жертву принести в Зевесов храм,Где мясо бычье жгут и курят фимиам.И Зевс воздал за жертву свыше меры:От спутников, едва сойдя с галеры,Отбился Ликий — и наединеПошел, внимать не в силах болтовне.Пора настала пасть вечерним росам;Он размышлял, шагая по откосам,Про сумрак тех миров, где для рассудкаНет места, где воображенью жутко.Все ближе Ликий к Ламии, все ближе;Ее не видит сей безумец, ижеВитает взором в неземных просторах;Уже сандалий приглушенный шорохОтчетлив; но в раздумья, словно в плащ,Закутан Ликий: смотрит лишь на хрящТропы, и прочь уходит; из грудиУ Ламии исторглось: «Погоди!Одна стою — средь гор, лесов, полей!О Ликий, оглянись и пожалей!»И столько было страсти в этом крике,Что, как Орфей когда-то к Эвридике,Он обернулся — и застыл, узревЖеланнейшую из блистательнейших дев.И жадно взглядом красоту впивал,Как пьют до дна дурманящий фиал —Но тот не иссякал; боясь, что дивоИсчезнет, Ликий начал торопливоОбильную хвалу великолепью,Сражен, заворожен, окован прочной цепью:«Одна? Средь гор?.. К одной тебе, к богине,Упорным взором обращусь отныне!О, сжалься надо мной, не обмани:Исчезнешь — и свои скончаю дни.Постой, наяда! Ведь издалекаСумеет внять речам твоим река;Постой, о нимфа дебрей, погоди —Прольются в лес и без тебя дожди;Плеяда павшая! Тебе взаменИной Плеяды свет запечатленВ небесной сфере будет; неужелиВосторженный мой слух затронув елеВолшебным зовом, сгинешь, неземная?Ведь сгину сам, тебя припоминая!О сжалься!..» Молвит Ламия: «Но кольПокину высь, и предпочту юдоль,Где что ни шаг — колючие цветы,Что сможешь молвить, или сделать ты,Дабы забыла я свой горний дом?О, не проси бродить с тобой вдвоемВ безрадостной глуши: сия странаБессмертной благодати лишена!Ученым будучи, ты знаешь сам,Что нежный дух, привыкший к небесам,Здесь не жилец; увы — каким эфиромЧистейшим ты сумел бы в мире сиромПитать меня? Волшебный где чертог,В котором ублажать меня бы смогНа тысячу ладов, как всемогущий бог?Увы — прощай!» Привстала на носки,Воздела руки… Бледный от тоски,Не в силах нежный позабыть призыв,Злосчастный Ликий был ни мертв, ни жив.Казалось, горе юноши нималоЖестокосердную не занимало;Но ярый огнь во взоре вспыхнул ярком…И вот лобзаньем, царственным подарком,Она вселила в Ликия опятьЖизнь, что уже готовилась отнять.Стал мака ярче, кто белее мелаБыл миг назад; а Ламия запелаО красоте, любви, о счастье без предела,О сказке, что живет во всякой были…А звезды, внемля ей, мерцанье затаили.Потом полился лепет пылкой речи:Так, много дней прожаждав первой встречиНаедине, безмолвное — изустнымПризнанием сменяют; бывший грустным —Стал радостным; и был поверить в силах,Что женщина пред ним; что в женских жилахКлокочет кровь, а не струятся токиНебесные; что столь же к ней жестоки,Сколь и к нему, вседневные невзгоды…Она дивилась, как в Коринфе годыЖил Ликий — и не встретил незнакомкиПрелестной, чьи — неброски и негромки —Влачились дни, исполнены богатства,Но не любви; отнюдь не без приятстваТянулись дни бесцветные — покаЕй Ликий не предстал издалекаБлиз колоннады в храме Афродиты,Где жертвенники были сплошь покрытыПлодами приворотными и зельем —Адонии справляли; но с весельемЕй знаться было — что в чужом пиру с похмельем…И Ликий вспрял от смерти к бытию,Зря деву, и внимая речь сию.И просиял, уразумевши, какЛукавства женского был явлен знак;И всяким изреченным женским словомМанило юношу к отрадам новым.Пускай поэт безумный славить радКрасу богинь лесных, дриад, наяд —Живущим в чаще, в озере, в пещере,Им женственная прелесть в полной мереНе свойственна; ее вложило времяЛишь в камень Пирры, иль в Адама семя.И Ламия решила очень верно,Что вожделений плотских пыл и сквернаБогиням чужды — легче строить ковБез ухищрений, без обиняков;Что женского надежней нет пути —Сразить красой — и ею же спасти.И Ликий, дщерь увидев человечью,Ответил, вздохи чередуя с речью,И ласково прелестную спросил:Достичь Коринфа — станет хрупких сил?Но Ламия заклятьем тайным вмигСвела дорогу дальнюю с трех лигДо трех шагов; а Ликий сей обманПрозреть не смог, любовью обуян.И как ворота града миновали,Не знал он — да и знать желал едва ли.