ЛИЗА (поправляет его). Тебе!
ЖИЛЬ (продолжает). Я тебе рассказал про номер с сиделкой?
ЛИЗА. Номер с сиделкой?
ЖИЛЬ. Сиделка входит. «Рада видеть вас с открытыми глазами, господин Андари». Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, с кем она разговаривает, и вижу, что я совершенно один. Она опять: «Как вы себя чувствуете, господин Андари?» И вид у нее такой уверенный. Тогда я собираю все свои силы, чтобы преодолеть усталость и ответить ей хоть что-нибудь. Когда она уходит, я взбираюсь на кровать, дотягиваюсь до температурного листа — и там это имя: Жиль Андари. «Почему они меня так называют? Откуда это заблуждение?» На Андари ничто во мне не откликается. И в то же время я не могу себе дать и никакого другого имени, в памяти бродят лишь какие-то детские прозвища — Микки, Винни, Медвежонок, Фантазио, Белоснежка. Отдаю себе отчет, что я не знаю, кто я такой. Потерял память. Память о себе. Зато по-прежнему отлично помню латинские склонения, таблицу умножения, спряжение русских глаголов, греческий алфавит. Твержу их про себя. Это меня ободряет. Вернется и остальное. Не может же быть, чтобы, помня назубок умножение на восемь — самое трудное, все знают, — не вспомнить, кто ты есть? Пытаюсь пресечь панику. В какой-то момент мне удается даже себя убедить, что память мне сдавливает повязка, слишком туго охватывающая голову; стоит ее снять, и всё вернется на свои места. Один за другим приходят врачи и сестры. Я рассказываю им о потере памяти. Они серьезно выслушивают. Объясняю им мою теорию сдавливающей повязки. Они моего оптимизма не оспаривают. Несколькими днями позже в палату входит другая сиделка, красивая женщина, без униформы. «Клево, новая сиделка! — говорю я себе. — Но почему она в цивильном?» Она ничего не говорит, только смотрит на меня и улыбается, берет мою руку, гладит меня по щеке. Назревает вопрос: не послана ли мне эта няня для выполнения специальных, специфических функций, «обслуживание страдающих самцов», няня — член бригады путан. Но тут сиделка в цивильном объявляет, что она — моя жена. (Поворачивается к Лизе) Вы действительно в этом убеждены?
ЛИЗА. Убеждена.
ЖИЛЬ. И вы не состоите в бригаде по спецобслуживанию?
ЛИЗА. Ты должен говорить мне «ты».
ЖИЛЬ. Вы не… ты не…
ЛИЗА (перебивает его). Я твоя жена.
ЖИЛЬ. Тем лучше. (Пауза) И вы… ты уверена, что мы находимся у себя дома?
ЛИЗА. Уверена.
Он снова оглядывает комнату, в которой находится.
ЖИЛЬ. Остерегаясь поспешных выводов, скажу, тем не менее, что моя жена нравится мне больше, чем моя квартира.
Оба смеются. В юморе Жиля должно сквозить смятение. Он мучается.
ЖИЛЬ. И что мы будем делать?
ЛИЗА. Сегодня вечером? Располагайся, и заживем, как прежде.
ЖИЛЬ. А что мы будем делать, если память ко мне не вернется?
ЛИЗА (встревожена). Непременно вернется.
ЖИЛЬ. Мой оптимизм на пределе, и таблетки кончились.
ЛИЗА. Она непременно вернется.
ЖИЛЬ. Вот уже две недели мне твердят, что достаточно испытать шок… Вот увидел вас — и не узнал. Вы принесли мне альбом с фотографиями, а я как будто календарь листал. Приехали сюда — всё равно что в гостиницу. (Горестно) Всё для меня чужое. Существуют шумы, краски, формы, запахи, но всё лишено смысла, не слагается в единое целое. Есть мир, огромный, полный жизни и внутренних переплетений, но я скитаюсь в нем, не находя себе роли. Всё имеет плотность, только не я. Моего Я не существует.
Она садится рядом с ним и берет его руки в свои, пытаясь успокоить.
ЛИЗА. Шок не заставит себя ждать. Случаи бесповоротной амнезии крайне редки.
ЖИЛЬ. Насколько я в состоянии о себе судить, я как раз принадлежу к разряду парней с «редкими» реакциями. Не так ли? (Умоляюще) Что вы собираетесь делать…
ЛИЗА. Ты!
ЖИЛЬ. Что ты намерена делать, если я не приду в себя? Не станешь же ты жить с моим безмозглым двойником, с напоминающей меня обезьяной?
ЛИЗА (Ей нравится его растерянность). А почему бы и нет?
ЖИЛЬ. Только не в том случае, если ты меня любишь, Лиза, только не в этом случае!