Столяров Андрей
Малый апокриф
АНДРЕЙ СТОЛЯРОВ
МАЛЫЙ АПОКРИФ
Содержание:
Время темноты Время сумерек Красное время Время окраин Торговый Ряд
ВРЕМЯ ТЕМНОТЫ
Я гляжу: сыграли куклы В развеселую игру.
И четыре белых куклы Закачались на ветру.
Как из праздничного сыра, Головы - в почине дня.
Я смотрю на них с улыбкой: Место есть и для меня.
На веселую лужайку Мне приятно поглядеть.
Меж еловыми столбами Куклам радостно висеть.
Бил барабан в ночи, в тумане, И пух лежал на барабане.
И поднимался сладкий дым Над миром тихим и больным.
Печальным строем - дураками Маршировали тараканы, И открывал огромный рот Их повелитель - Идиот...
Зачем зелеными ночами, Зачем они идут печально, Зачем печально так идут, Как будто чувствуют беду?
Идут прославить - Таракана, Тмутараканского болвана...
Бил барабан бессонной трели, Безумно тополя летели, И равнодушен был и глух Безумный тополиный пух.
Я этой трелью околдован, И у меня одна тоска: Бежать из Каменного Дома, Где бродят трели у виска.
Нет! Власти нет без поклонений!
Нет царствия без песнопений!
Нет верности без черной ржи!
И нет любови безо лжи!
И день и ночь - одна картина: Республика и гильотина.
Монархия - ее сестра Все греет руки от костра.
Идут печально к барабану За тараканом тараканы...
Народы плачут или дети?
Вожди страдают или тени?
В зеленых сумерках столетий Темны у времени ступени.
А под луной - открытый лести, А над венцом кирпичных лестниц Бог тараканьих похорон Стоит фарфоровый Бирон.
И замирают тараканы Вокруг немого Истукана...
Опять я с ним в ночи один, С печальным гладкокрылым войском, Опять застыли глыбы воска, Как головы у гильотин.
Опять проходят в черном платье, Голов проносят этажи,Республика покорно платит Просроченные мятежи.
И рвется кожа барабана, И умирают тараканы...
Был вечер страшной осени, и комната-фонарь Сочилась изнутри тревожным соком лампы, На дольки пульс расслаивался слабый И одинокий замирал звонарь.
Был вечер страшной осени. Был дик и был космат Пропитанный огнем, теряющий в нем лица Вольерами тоски бредущий зоосад, Который лишь больным и сумасшедшим снится.
Который - лишь больным. Плыл серый карнавал Когтей и рыл. И варевом варенья Над градом обретений набухал.
И я захлебывался от столпотворенья.
И, как корабль, тонул в пучине сентября, И шествие шагов, виски сжимая, слушал, И не хотел быть в нем - хотел иную душу, И обмирал внутри сквозного фонаря.
А вечер осени пылал закатом лиц.
Нетопыри в глазах метались, словно птицы На крыльях лет. И камень колесницы Скрипел - перерождаясь в пытку спиц.
Был вечер страшной осени. Закат. И видел я: Тащился карнавал - неисчислимой ратью Моя родня, мои скупые братья За стенкой моего почти небытия.
Сон времени. Кипение в крови.
Слияние до ужаса знакомых Печальных и веселых насекомых, Мерцание их тягостной любви.
В благоустроенных кладбищенских квартирах Им отданных во временный удел, И в тесных норах кооперативных Идет коловращенье душ и тел.
Тяж сажи черной газового крана.
Жар синих языков. Горящая слюда.
И пьется вдосталь, пьется из стакана Холодная и чистая вода.
Магические хороводы чисел: Две пары глаз. О трех коронках рот.
Из царства полоумных трубочистов Берет начало насекомый род.
Такой упорный. И такой невзрачный.
Распространяющий свой медленный восторг По дреме лет. Кипение прозрачной Любви - во граде каменных реторт.
Сон времени. Кипение любви.
Вращение квартир, чуланов, кухонь.
Мохнатые больные муравьи Переползают в раковину уха, Чтоб выжрать жизнь.
Чтоб выжрать сонм мгновений.
И такова судьба святой воды: На чаше дня от их прикосновений Останутся пахучие следы.
Сохнущие кроны.
Остерман. Фольварк.
Тянется Бироном Тополиный парк.
Мертвенного света Капельки в норе Стертые монеты Редких фонарей.
Я хожу бессильный, Я гляжу в окно: В темноте осиной Лунное пятно.
Я не верю божьей Многомудрой лжи Никогда мне больше Не придется жить.
Никогда оконных Не пугать ворон.
Царствуйте спокойно, Боги похорон!...
Я их вижу ясно, Словно пред собой: Белый и безглазый, Мятый, голубой.
Старческие лица.
Кости черепиц.
Желтые ресницы Высохших глазниц.
Брови. И надгробья Зубчатой стены. Сколько раз в утробе Сна отражены.
Сколько раз - удушлив День мой умирал В скопище подушек, Простынь, одеял.
Сколько бесполезно Медленно гореть, Восковой болезнью Чахнуть и болеть.
Пустота фольварка.
Остермана рот.
Призрачного парка Долгий хоровод.
Хоровод безбольный Черный, золотой.
Я качаюсь - полный Сонной немотой.
Полный не любовью, Пылью пустяков, А сухою кровью Двух холостяков.
На тисненой коже Синие ножи.
Никогда мне больше Не придется жить.
Никогда оконных Не пугать ворон.
Царствуйте спокойно, Боги похорон!
Не пойдут живые В мертвую страну.
Куклы восковые Любят тишину.
Иночество.
Язык налит Немотой непреклонной.
В скворечнике города Осень горит Желтыми листьями кленов.
Недолго осталось До того дня, Когда глухая квартира Деревянным забором Отгородит меня От всего остального мира.
Не думать - ничего - не сметь.
К сердцу крадется сладко Поздняя осень, Грачиная смерть, На тонких когтистых лапках.
Иночество.
Та же лесть, Что - листопад кружила, Будучи ложью. Мертвы есть Вены ее и жилы.
Час наступает.
Деревянный забор Скрыть не сможет огня.
Тих осенний собор, Что призовет меня.
Вчерашние страхи легки.
Я вброд через них бреду.
Недолго осталось До той реки, В которую я войду.
Шепоты суток. Обвал ночей Смерть. Листопад И рои Черного снега.
И хор грачей Останутся за спиной.
Иночество.
Коса - звенит.
Волосы ломки, как лен.
Больно старухе.
Осень горит Янтарным своим огнем.
Был впереди один исход, Была одна награда.
Был неумолчен тихий ход Большого циферблата.
Соленым чем-то был стакан Наполнен. И беспечно За тараканом таракан Шагали прямо в вечность.
И кисеями небеса Над ними нависали.
На стебельках у них глаза.