О радости мы почти не говорим. Все о делах, о делах, мол, всё переделаем и приступим к радости. Ага, разбежались!
РАЗГОВОР
— Но если все понять — чем жить?
— Каким обманом, то есть?
— Ты ощущаешь толпу, в которой идешь?
— Нет. Я один.
— А когда один?
— Во мне толпа.
— Вот дело, его можно отлично исполнить. Почему же ты халтуришь?
— Потому что внутри дела сидит усилие, а я хочу прошмыгнуть.
— Хочешь быть всегда занятым? Сначала злостно изломай, потом смекалисто чини.
— Нынче выходной день, отдохни, развейся.
— Что ты, что ты! Я нарочно засоряюсь делами, чтоб хоть за что-то зацепиться в этом страшном свободном падении, именуемом свободным временем.
Женщина-бутерброд возле метро.
— Кем я только не работала! И мясо продавала, и колбасу.
— Прочел газету?
— Пробежал по заголовкам, точно лужу по камешкам.
— Сколько будет дважды два?
— А мы покупаем или продаем?
РЕЛИГИЯ
Пустынников посещают те же находки и заблуждения, что и нас, мирян. Но мощь! Пещеры, леса, голод-холод. Днем и ночью. И горящее сердце, пылающая голова. Побеседовать бы с кем из них, но без исступления.
Миф о сотворении мира был рожден в знойном краю людьми, натерпевшимися от жажды и палящих лучей. Оттого в раю растут тенистые сады, текут ручьи, в прохладе щебечут птицы. Когда же стали обращать в христианство чукчей, те спросили.
— В вашем раю есть тюлени?
— Конечно, нет.
— В вашем раю нет тюленей? Мы же умрем с голоду!
На штурмовавших мечеть была специальная обувь, чтобы не занести пыли. Глубины, глубины.
Христианство — временная тема для глубинного развития русского духа, оно уже тесно ему. Превзойдет и на какие же высоты выйдет!
Тот продвинутый человек, которого через века самовольно назвали Моисеем, дал не десять заповедей, а сорок. Среди них: «Не веди пустую жизнь», т. е. занимайся душой. А те десять — для рабов.
Исаак, готовясь зарезать сына, испытывал сладострастие убийства по приказу свыше, от послушания и безнаказанности. Федор Михайлович, оцените!
Возле церкви две женщины просят у К. милостыню, а одеты лучше нее.
РУССКОЕ
Русское созерцание, отвлекшись от вселенских грёз, кинуло взгляд на образцы западного искусства и по их приемам создало образ своего осознания. Получились Пушкин, Толстой, Мусоргский. Потом включилось в общественное движение и тоже превзошло всех. Что-то дальше.
СКАЗКИ
Ах, как мы говорили все века! Гул народного говора из старых сказок доносит золото этой речи.
Зашел в топучее болото, огряз до колен.
Вры одни, сказки-то.
А тут — на-поди! — остров явился.
Жестоко ударились, земля простонала.
Куда ворон костей не залетывал.
А дрязгу этого не рассказывай, чтобы старуха не болела душой.
Эка сила хочет во мне быть!
Сердце у самой так и ощипнуло.
Сшибите мою старую избу и поставьте каменный дом.
А кони-то, кони! Чудо да и только! И сыты, и статны, и на ногу резвы.
А уж известно, чего баба захочет, то и сделает.
— Что хочешь — деньги или доброе слово за ковер? — Доброе слово.
— Как будем царевну судить? — Усовестим словом и живите себе.
— Жаль дворец золотой оставлять. — Катай по стенке, все в яичко скатаешь.
Кормил Жар-птицу три года, выпустил. — «Обманешь — не прощу». Вернулась.
А вот целые кусочки.
В прочих деревнях так ли делают старухи, у холодного-голодного новостей спрашивать! Ты меня накорми-напои, в баньке выпари, на постель повали, тогда и спрашивай.
Кустик, а его ветром качает, а его ветром качает. — Спроси про меня, спроси про кустик… — Этот кустик — твоя судьба, как дойдешь до него, он перестанет мотаться и качаться.