Уильям Сомерсет Моэм
Малый уголок
Сколь мала жизнь человека, и сколь мал уголок земли, где он живёт
Глава первая
Все это случилось много–много лет назад.
Глава вторая
Доктор Сондерс зевнул. Было девять часов утра. Его ждал долгий день, а делать ему было нечего. Немногих пациентов он уже посмотрел. На острове не было врача, и, когда он приехал, все, кто чем–нибудь болел, воспользовались случаем показаться ему. Но климат здесь был здоровый, те недуги, с которыми к нему обращались, были или хроническими, и он мало чем мог помочь, или пустяковыми и быстро поддавались самым простым лекарствам Доктор Сондерс уже пятнадцать лет практиковал в Фучжоу и пользовался среди китайцев репутацией великого врачевателя всех болезней, поражающих глаза. Вот и сейчас он приехал в Такане, чтобы удалить катаракту богатому китайскому купцу. Такане — один из островов Малайского архипелага в самой южной его части — находится так далеко от Фучжоу, что сперва доктор отказался туда ехать. Но китаец по имени Цзинь Цин сам был родом и Фучжоу, и два его сына жили там. Он хорошо знал доктора Сондерса и, приезжая в Фучжоу, всякий раз обращался к нему по поводу своего зрения, которое ухудшалось с каждым днем. Он слышал, будто доктор творит чудеса, заставляя прозревать слепых, и когда сам оказался в таком состоянии, что мог лишь сказать, день сейчас или ночь, доктор Сондерс был единственный, кому Цзинь Цин соглашался довериться, — только он мог вернуть ему зрение. Доктор Сондерс предлагал ему приехать в Фучжоу, когда появились определенные симптомы, но Цзинь Цин тянул, побаиваясь скальпеля, а когда дело дошло до того, что он больше не отличал предметы друг от друга, долгое путешествие тоже стало его страшить, и он попросил сыновей уговорить доктора приехать к нему в Такане.
В юности Цзинь Цин был кули, но благодаря тяжкому труду и мужеству, которым немало помогли удача, ловкость и неразборчивость в средствах, сколотил большое состояние. Теперь, в семьдесят лет, он владел крупными плантациями на нескольких островах и несколькими шхунами для ловли жемчуга и торговал всем, что только произрастало и производилось на архипелаге. Его сыновья, тоже уже немолодые люди, отправились к доктору Сондерсу. Они были его друзьями и пациентами. Два–три раза в год они приглашали его на парадный обед, где угощали супом из ласточкиных гнезд, акульими плавниками, трепангом и прочими деликатесами; «певички», нанятые за большие деньги, услаждали гостей песнями, и все расходились изрядно под хмельком. Китайцам нравился доктор Сондерс. Он бегло говорил на местном диалекте. Жил не в сеттльменте[1], как другие белые, а в самом центре китайского города. Он жил там из года в год, и они привыкли к нему. Они знали, что он курит опиум, хотя и умеренно, знали и все прочее, что можно было о нем знать. Они считали его человеком разумным. Их не смущало, что европейцы, члены небольшой иностранной общины, относятся к нему крайне холодно. В клуб он ходил, только когда прибывала почта, — читать свежие газеты; в гости его никто не приглашал. У европейцев был свой врач, англичанин, и к доктору Сондерсу обращались, лишь когда тот уезжал в отпуск. Но если у них случалось что–нибудь с глазами, они забывали о своей неприязни и отправлялись в убогий домишко за рекой, где доктор Сондерс благополучно обитал среди сомнительных ароматов туземного города. Сидя в приемной, служившей одновременно гостиной, они брезгливо посматривали кругом. Комната была меблирована в китайском стиле, если не считать шведского бюро и двух продавленных качалок. На выцветших стенах в странном соседстве висели подаренные благодарными пациентами китайские свитки и картонная таблица, где были отпечатаны буквы разной величины и в разных сочетаниях. Европейцам всегда казалось, что в доме попахивает опиумом.
Но сыновья Цзинь Цина не заметили этого, а если бы и заметили, это бы их не смутило. После того как они обменялись с доктором всеми приличествующими случаю любезностями и тог угостил их сигаретами из зеленой жестяной коробки, гости изложили свою просьбу. Отец велел им сказать, что он слишком стар и слеп и не может приехать в Фучжоу, поэтому он хотел бы, чтобы доктор Сондерс сам отправился в Такане и сделал операцию, о необходимости которой он говорил два года назад. Сколько доктор за это хочет? Сондерс покачал головой: у него большая практика в Фучжоу, даже речи не может быть о том, чтобы покинуть город на длительное время. Почему бы Цзинь Цину не воспользоваться одной из собственных шхун? В конце концов пусть обратится к хирургу в Макасаре, тот достаточно квалифицированный специалист. Сыновья Цзинь Цина, не жалея слов, объяснили, что никто не способен на такое чудо, как доктор Сондерс, отец это знает и не позволит никому другому прикоснуться к себе. Он готов заплатить в два раза больше того, что доктор, по его расчетам, заработал бы в Фучжоу за время своего отсутствия. Доктор Сондерс продолжал качать головой. Тогда братья переглянулись, и старший вынул из внутреннего кармана большой потертый бумажник черной кожи, набитый банковскими билетами. Он разложил их веером перед доктором: тысяча долларов, две тысячи долларов. Доктор лишь улыбался, поблескивали острые ясные глаза. Китаец продолжал раскладывать на столе банкноты. Оба брата тоже улыбались с заискивающим видом, внимательно следя за выражением его лица; наконец им показалось, что оно неуловимо изменилось. Доктор не шевельнулся. Взгляд по–прежнему был снисходительно–ироничен, но они нутром почуяли, что в нем пробудился интерес. Старший сын Цзинь Цина вопросительно взглянул на него.