Он уже овладел собой.
— Нет, этого я не могу, — возразил доктор Сондерс. — но я вот что вам скажу: я по горло сыт этим забытым Богом островом и хочу отсюда выбраться. Если вы подбросите меня к Такане. или к Макасару или к Сурабае, буду вею дорогу вас лечить.
— Неплохая мысль. — сказал капитан Николс.
— Глупее не придумаешь! — вскричал Блейк.
— Почему?
— Мы не можем брать пассажиров.
— Зато можем записать его матросом.
—У нас нет никаких удобств.
Полагаю, доктор непривередлив, ему не так уж трудно угодить.
— Совсем нетрудно. Я захвачу для себя еду и выпивку. У Цзинь Цина полно в лавке консервов и пива вдосталь.
— Номер не пройдет. — сказал Блейк.
— Послушай–ка, парень, кто на этом судне хозяин, ты или я?
— Ну, если говорить начистоту, так я.
— Выбрось это из головы, детка. Я — шкипер и что сказал, то и будет.
— Чья это шхуна?
— Сам прекрасно знаешь чья.
Доктор Сондерс с любопытством наблюдал за ними. Его живые блестящие глаза ничего не упускали. Капитан потерял все свое добродушие, лицо пошло красными пятнами. У юноши был разъяренный вид. Он сжал кулаки и набычился.
— Я не желаю брать его на борт, и весь сказ! — вскричал он.
— Ну, полно, — вмешался доктор. — Чем я вам помешаю?
Речь идет о пяти–шести днях. Будьте человеком. Если вы меня не возьмете, один Бог знает, сколько я еще здесь проторчу.
— Это меня не касается.
— Что вы имеете против меня?
— А это мое дело.
Доктор Сондерс бросил на него вопросительный взгляд. Блейк не просто сердился, он нервничал. Его красивое хмурое лицо побледнело. Любопытно, почему мальчишка так не хочет пустить его на люггер. В здешних водах всегда шли навстречу такой просьбе. Цзинь Цин говорил, что в трюме у них пусто, вероятно, груз не занимает много места и его легко спрятать. Ни морфию, ни кокаину трюм не нужен, а денег на них заработаешь много, если отвезешь куда надо.
— Вы окажете мне большую услугу, — мягко сказал он. — Мне очень жаль, я не хочу, чтобы вы считали меня скотиной, но мы с Николсом здесь по делу и не можем менять свой маршрут, чтобы высадить пассажира там, куда мы не собирались заходить.
— Я знаю доктора двадцать лет, — сказал Николс. — Он не подведет.
— Вы его и в глаза не видели до сегодняшнего утра.
— Зато много слышал о нем. — Капитан ухмыльнулся, показав серые пеньки зубов, и доктор подумал, что их необходимо удалить. — И коли то, что я слышал, — правда, он с нами одного поля ягода.
Капитан кинул на доктора проницательный взгляд. За его добродушной улыбкой скрывалась жесткость, даже жестокость. Доктор выдержал его взгляд не моргнув. Кто мог сказать, попала ли стрела в цель, или он просто не понял, о чем говорит шкипер.
— Я не лезу, куда не просят, — с улыбкой проговорил он.
— Сам живи и другим не мешай, — сказал капитан с благожелательной терпимостью мошенника.
— Когда я говорю «нет», это значит «нет», — упрямо проворчал юноша.
— Ты уже у меня в печенке сидишь, — сказал Николс. — Чего ты боишься?
— Кто сказал, что я боюсь?
— Я.
— Мне бояться нечего.
Они быстро швыряли друг другу в лицо эти короткие фразы. Их раздражение все росло. Что за тайну они скрывают? Судя по всему, дело больше касается Фреда Блейка, чем Николса. Редкий случай, но тут совесть этого негодяя чиста. Доктор подумал, что капитан — последний человек, кому стоило бы доверять свою тайну. Доктор не мог бы сказать почему, но у него создалось впечатление, что, какова бы она ни была, капитан Николс ее не знал и лишь строил догадки. Однако доктору очень хотелось попасть на люггер, и он не намеревался раньше времени отказываться от своего плана. Придется пуститься на хитрость, чтобы достичь цели. Что ж, это даже забавно.
— Послушайте, я не хочу быть причиной ссоры. Если Блейк не желает меня брать, не будем больше говорить об этом.
— Зато я желаю, — возразил шкипер, — когда ещё мне выпадет такой шанс? Коли есть на свете человек, который может наладить мое нутро, так это вы, док. Неужто я упущу такую возможность? Как бы не так!
— Вы слишком много думаете о своем пищеварении, — сказал Блейк, — Можете мне поверить. Если бы вы ели все что попало, но не тревожились бы об этом, все было бы в порядке.
— Неужто? Ты, верно, больше моего обо мне знаешь? Ты знаешь, каково это, когда ломтик поджаренного хлеба давит на желудок, как тонна свинца? Ты скоро скажешь, что это все — мое воображение.
— Ну, говоря по правде, воображения тут больше, чем чего другого.
— Ах ты, сукин сын!
— Это кого вы назвали сукиным сыном?
— Тебя, тебя.
— Хватит, — прервал их доктор.