Суббота, 30 ноября
ФИНАЛЬНЫЙ МАТЧ СО школой святого ЮЛИУСА
Матч отложили, потому что чей-то лимонно-зеленый «рено-универсал» съехал по насыпи и вырулил прямо на поле для крикета. Умалишенный водитель (чье имя останется в тайне) пытался припарковаться в тени небольшого дерева и перемахнул через край насыпи, сполз по глине вниз на семь метров и оказался как раз на левой стороне поля. Психованный водитель (и его не менее психованная жена, которая орала и размахивала руками) сделал три попытки заехать на насыпь. Все они закончились драматичным сползанием по склону на площадку. Уродливые следы шин испоганили всю траву на холме, а толпа из сорока человек покатывалась со смеху и аплодировала каждой неудачной попытке. В конце концов усилиями всей команды и школьного трактора «рено-универсал» затащили на холм, где он замер в безопасности. Напоследок психованный водитель несколько раз пнул машину ногой, разбив заднюю фару.
Мы выиграли, сбив пять калиток. Папаша заявил, что мы молодцы и, не считая провального четвертого семестра, сезон выдался замечательный. Потом сообщил, что его энтузиазм иссяк, и отправился напиваться с психами из зеленого «универсала».
Воскресенье, 1 декабря
Провел весь день в сосновой роще, обсуждая свою личную жизнь с Безумной Восьмеркой.
СОВЕТЫ БЕЗУМНОЙ ВОСЬМЕРКИ
Рэмбо: «трахни их обеих».
Гоблин: «бери себе Аманду, а Русалку оставь мне». План Б: организовать групповуху.
Жиртрест: за Русалку. Якобы Аманда его пугает.
Верн: Русалка
Саймон: найти кого-нибудь еще, обманув обеих.
Роджер: Аманда (Верн перевел с кошачьего).
Саймон с Рэмбо считают, что вполне можно иметь двух подружек, и это сойдет мне с рук. Гоблин сказал, что нужно выбрать одну, потому что правда всегда всплывает наружу. Думал было составить список «за» и «против», но в прошлом году мы с Гекконом уже это сделали, и Аманда выиграла. Видимо, придется еще раз все хорошо обдумать.
Последнее в году собрание общества «Африканская политика». Без Линтона Остина и Лутули было очень странно.
К счастью, Леннокс принес фильм про покорение Южного полюса сэром Эрнестом Шеклтоном, и о политике беседовать не пришлось. Также, к моему облегчению, не надо было вести протокол и зачитывать протокол прошлого собрания. В следующем году ни за что не буду секретарем.
Вторник, 3 декабря
Последний выпускной экзамен — старшекурсники исполнили свой традиционный танец во дворе. Потом весь корпус собрался попрощаться (и поскорее отделаться) от выпуска 1991 года. Пожимая мне руку, Эмбертон попытался ее сломать. Андерсон не смотрел в глаза никому из Безумной Восьмерки, а Вонючий Рот до сих пор убит горем, хотя со смерти Фредди прошло больше недели.
Щука пожал мне руку и зловеще проговорил:
— Чао, Мильтон, увидимся через шесть недель.
Я спросил, вернется ли он на предуниверситетский курс, но Щука лишь заулыбался и ничего не ответил. Он готов на все, лишь бы испортить мне каникулы!
Андерсон останется в школе до пятницы — следить за дисциплиной в корпусе. Третьекурсники бегают по школе с наглым и самодовольным видом. Рэмбо говорит, все хотят быть старостами и это их последний шанс.
17.00. Шел по галерее, чтобы забрать чемодан из кладовки, и увидел Укушенного. Тот выносил из кабинета большую охапку бумаг и канцелярских принадлежностей. Замедлил шаг, чтобы не пришлось с ним встречаться, но он взял и уронил половину своих вещей на пол галереи и в канаву. Ветер разметал бумаги, и я ничего не смог с собой поделать и бросился помогать. Сел на колени, чтобы поднять учебники, и лицом к лицу столкнулся с Укушенным, бросившимся подбирать бумаги, уставившись прямо в его больной глаз. Он вдруг показался мне совсем другим человеком — как будто постарел на двадцать лет. Укушенный выглядел бледным, больным, грустным — я имею в виду, совсем грустным, словно ничто на свете больше не способно его развеселить.
— Спасибо, Джон. Давай-ка отнесем все в кабинет. Вот ветер утихнет, и возьму тележку, — сказал он.
Я проследовал за ним в кабинет и свалил книги и бумаги на пол рядом со шкафом, где он хранит трости.
Укушенный положил остальные вещи на стол, по-прежнему не глядя на меня, и уставился в окно, которое выходит на здание нашего корпуса. Вдруг я заметил, что плечи у него трясутся, а потом с его губ сорвался глухой стон — словно животное застонало от боли. Я не знал, что делать, и начал очень медленно пятиться к двери. Я был всего в нескольких сантиметрах от свободы, когда ветер с громким треском захлопнул дверь. Укушенный обернулся. Его глаза покраснели от слез.