Я позвонил в медпункт. Дверь открыла сестра Коллинз с набитым ртом. Проглотив свою сосиску, она сказала: «Ну что, молодой человек, вы действительно серьезно заболели или завтра контрольная?» Я сообщил, что нахожусь при смерти и у меня подозрение на рак груди. Сестра Коллинз зашлась хриплым смехом и велела мне снять футболку и садиться на кушетку. Она заглянула мне в уши и в горло, приказав сказать «ааааа». Потом потрогала мой левый сосок. Я взвизгнул и отдернулся. Тогда она велела мне одеваться и следовать за ней в кабинет. Усадив меня рядом, она налила себе виски и закурила.
— Твое состояние серьезно и, боюсь, неизлечимо, — проговорила она, прихлебывая виски. — Эта болезнь не лечится. Тебя ждет жизнь, полная боли, страданий и извращений.
К горлу подступила тошнота. Я умру, как Геккон!
Сестра Коллинз вздохнула и сурово посмотрела на меня. А потом вдруг улыбнулась и проговорила:
— На твоем месте я бы начала подыскивать себе новое прозвище: твои дни в качестве Малька сочтены.
Кровь прилила к лицу, и я с трудом выговорил (точнее, пропищал тонюсеньким голоском):
—Как это?
—Твоя таинственная смертельная болезнь называется «половое созревание», — сказала сестра Коллинз. — Это первая стадия. Вторая — волосы на лобке, третья — опущение яичек. А теперь иди на занятия, пока я тут не расплакалась от умиления.
Подпрыгивая от счастья, я поскакал в корпус и тщательно осмотрел себя в туалете. Но ничего не увидел. Осмотр пришлось прекратить, потому что Верн начал дубасить в дверь кабинки и кричать: «Вон!» К счастью, я вовремя ушел — он уже начал писать предупреждение, обвиняя меня в неподобающем поведении в туалетах и на прилегающей территории.
21.30. Созвал собрание Безумной Восьмерки у себя в кабинке, объявив, что скоро перестану быть Мальком. Все засмеялись и бросились пожимать мне руку. Бешеный Пес был рад, что я не стану трансвеститом, ведь тогда ему пришлось бы вбить мне в сердце осиновый кол. Верн пожал мне руку, а также заставил пожать лапу Роджеру и Картошке (имеется в виду его ампутированная лапа, которую Верн хранит вместе с туалетными принадлежностями). Останки Картошки Верн спрятал от Бешеного Пса, опасаясь дальнейших увечий.
Вторник, 12 марта
Проснулся и впервые за несколько недель почувствовал себя замечательно. Мне кажется, что в душевой я теперь выгляжу куда более крутым и мужественным. Также начал тренировать новую походку мачо.
Обед с Папашей прошел на ура. Долго спорили о Джордже Оруэлле и «1984». Папаша сказал, что эта книга — атака на власть, коррупцию и какой-то «тоталитаризм» (я так понял, это то же самое, что и диктатура). В книге герой вынужден столкнуться лицом к лицу со своими самыми сильными страхами в комнате 101. А больше всего на свете он боится крыс. Папаша сказал, что надо бы мне прочесть «Звериную ферму» Оруэлла — книгу о том, как звери устраивают восстание и захватывают ферму. Чудно как-то.
Он спросил, почему в последнее время я пребываю в таком унынии. Я признался, что все из-за Русалки. Рассказал ему про серфингиста-блондинчика на «фольксвагене». Папаша схватился за грудь и возопил: «От поминок/холодное пошло на брачный стол!»[16] Затем он велел мне продолжать и, когда я сообщил ему о наступлении половой зрелости, воскликнул «ура! ура!» и бросился к винной полке, чтобы откупорить бутылку вина двадцатиоднолетней выдержки.
После второй бутылки язык у Папаши начал заплетаться, и он стал жаловаться на жену, которая ободрала его до нитки. Потом повернулся ко мне и сказал:
— А у Русалкиной мамаши, между прочим, классные буфера.
И с этими словами отрубился в кресле-качалке, хитро улыбаясь.
Среда, 13 марта
Жиртрест явился на собрание клуба приключений с полной папкой ксерокопий фотографий и заметок, посвященных ударам молнии, которые он нарыл в библиотеке и школьном архиве. Мистер Холл вызвал его с докладом, и Жир продемонстрировал нам мерзкие фотки мертвецов, которых ударила молния. Со всех жертв слетели ботинки, а у одного скальп поджарился, как кусок бекона!
Жиртрест заявил, что из одиннадцати мальчиков, погибших от удара молнии за последние пятьдесят лет, десять умерли в ноябре. Куда более странно то, что все они скончались между 15 и 26 ноября, а 20 ноября погибло трое! (Правда, Жиртрест признался, что двоих из этих троих ударила одна и та же молния.) Мистер Холл поблагодарил Жиртреста за лекцию и затянулся трубкой. Затем кивнул и сказал:
— Ну что, парни, думаю, сегодня мы все усвоили важный урок. Никогда не ходите на рыбалку в ноябре.
Четверг, 14 марта
По столовой разнесся слух, что Саймона берут в школьную сборную по крикету. Я подбежал к Папаше, который как раз шел в учительскую, и спросил его, правда ли это. Папаша вскинул руки к небу и хлопнул дверью учительской прямо у меня перед носом.
14.30. На репетиции хора ко мне подбежал весьма обеспокоенный Джулиан. Швырнув на стол пачку сборников псалмов, он воскликнул:
— О Боже, до меня дошел слух, что у тебя набухли соски? Мы оба опустили взгляд на мои соски, и я признался, что
это правда. Тогда Джулиан ударил меня по голове сборником псалмов и возопил:
— Чего радуешься? Тебе петь соло на гастролях, и если я услышу, что твой голос стал как у осла в потугах, то сам тебя кастрирую и буду хранить твои орешки в банке у кровати!
Я извинился и пообещал, что в ближайшие несколько недель мои орешки не сдвинутся с места.
Пятница, 16 марта
Саймон по-прежнему наш капитан. Говорит, что слухи о его избрании в главную школьную сборную — всего лишь болтовня. Завтра играем со школой Святого Христофора.
На уроке рисования мистер Лилли попросил нас нарисовать картину под названием «Голубая рапсодия», после чего поставил одноименную композицию Джорджа Гершвина на старом граммофоне. Я попытался изобразить мрачный морской пейзаж с огромными волнами, разбивающимися о высокие скалы, но, к сожалению, вышло похоже на гороховый суп, разбивающийся о черную шляпу. Лилли в который раз за семестр отвел Верна в сторонку и спросил, почему его «Голубая рапсодия» так похожа на Роджера. В розовом. Верн слегка встревожился и вырвал клок волос, отчего мистер Лилли испуганно подскочил. Наш бедный учитель рисования уставился на Роджера в розовом, затем проникновенно обнял Человека Дождя и проглотил пару белых табле-точек.
Жиртресту пришлось пойти в медпункт после того, как Гоблин на спор заставил его выпить банку белой краски.
23.00. НОЧНОЕ КУПАНИЕ
Рэмбо сказал, что Безумная Восьмерка стала какой-то скучной и нам срочно нужно сделать что-то запрещенное, чтобы вернуть себе былую славу. По его словам, вопиющее отсутствие ночных купаний в этом семестре просто недопустимо, ведь тем самым мы подаем дурной пример первокурсникам.
Рэмбо с Бешеным Псом разбудили Нормальную Семерку и приказали собираться на ночное купание, равных которому не было в истории. Один из Дэррилов начал реветь, а Глист притворился, что умер во сне. Жиртрест так разозлился на него, что пукнул ему в лицо. Глист тут же возродился из мертвых, и его вырвало в мусорную корзину. Затем он попытался отделаться от купания, заявив, что болеет. Тогда Рэмбо приказал ему «стать наконец мужиком» и заставил взять с собой мусорное ведро, чтобы ополоснуть его в озере.
Карлик начал всхлипывать и умолять Гоблина, чтобы тот разрешил ему остаться в кровати. Гоблин обдумал его просьбу, схватив бедного Карлика за одну ногу и вывесив за окно. Первогодок закричал от ужаса, и вдруг мы услышали, как открылась и хлопнула дверь. В спальню ворвались Эмбертон и Андерсон, как всегда с хоккейной клюшкой и палочкой сахарного тростника, и гневно спросили, что происходит. Половина первокурсников бились в истерике, а нас снова поймали с поличным. Андерсон окинул взглядом спальню новичков и приказал Безумной Восьмерке выстроиться в ряд для принятия наказания. Рэмбо отказался и соврал, что первокурсники просто отравились за ужином и именно поэтому повсюду блевотина. Эмбертон рассмеялся и ударил по шкафчику своей палкой, отчего двое Дэррилов снова заревели. Потом вперед выступил Джейар Юинг и сказал: