Гоблин: утверждает, что встретил любовь всей своей жизни. Ее зовут Эли, и по десятибалльной системе она тянет на все восемь. Говорит, они почти поцеловались.
Верн: весь вечер танцевал сам с собой. При этом так дергался, что мы делали вид, будто незнакомы с ним.
Роджер: не пошел на танцы и провел вечер в шкафчике Верна, на груде его трусов. (Роджер отказывается спать где-либо еще, кроме трусов. Когда трусы у Верна кончаются, он перемещается на полку с шортами. Гоблин считает, что даже для кота такое поведение очень подозрительно.)
Малёк: весь вечер безуспешно пытался привлечь внимание красивой девчонки с длинными золотистыми волосами.
Секс-аукцион нас несколько разочаровал. Саймон принес лифчик размера 32В, который Гоблин купил за двадцать рандов. Верн выставил на аукцион рюкзак какой-то девчонки с учебниками и грязной хоккейной формой. Гоблин обвинил его в воровстве и заплатил пять рандов за все.
Мама позвонила из автомата и сказала, что у нас дома не работает телефон. Винит во всем папу, который со своим забором «расфигачил нам все электричество». Тут я услышал, как кто-то долбит снаружи по телефонной будке и орет: папа явно был с ней несогласен. Мама решила отвести Вомбата к своей подруге-целительнице. Видимо, ей страшно оттого, что придется отправить бабулю в психушку, а папе страшно, что не дай бог бабуля поселится с нами.
Понедельник, 26 марта
Эмбертон треснул по моему шкафчику своей тростниковой палкой и заявил, что мне звонят. Я бросился вниз по лестнице, снял трубку и услышал, как кто-то лихорадочно копошится в поисках монет и сердито бурчит, что телефонную компанию захватили левые радикалы. Потом раздался громкий стук, шуршание и грохот, после чего на линии воцарилась тишина. Думаю, я не ошибусь, если предположу, что теперь и будка тоже не работает.
Весь день был на репетиции хора. Джулиан ведет себя как одержимый бесами. В пятницу мы едем в Йоханнесбург, и он не успокоится, пока хор не будет звучать идеально!
Вторник, 26 марта
Позвонила мама из дома Мардж. Я то и дело прислушивался к голосам на заднем фоне, но ничего не услышал. Представлял, как мама сидит в гостиной и говорит со мной по телефону Русалки. Наш домашний телефон по-прежнему сломан, а папа подумывает о том, не организовать ли марш протеста возле ближайшего офиса телефонной компании. Вчера мама возила Вомбата к целительнице, которая поставила ей диагноз «клаустрофобическая лихорадка». Это когда ты слишком долго находишься в одном и том же месте, и от этого начинает ехать крыша. К сожалению, следующие мамины слова были худшим, что я услышал с 15 февраля.
Мама с Вомбатом поедут с нами в Йоханнесбург!
У меня резко заболела голова, а к горлу подкатила тошнота.
Я В ПОЛНОМ ДЕРЬМЕ!
Среда, 27 марта
14.15. У меня на мошонке три волоска!
(Вообще-то, только один из них на мошонке, остальные два чуть дальше к северу.)
Взбежав по лестнице, я сообщил ребятам, что больше не Малёк. Все бросились к моей кровати, а Саймон достал игрушечную лупу. (Сначала это было смешно.) После тщательного осмотра Рэмбо заявил, что я по-прежнему Малёк. Я попытался спорить, но Гоблин откашлялся и сказал, чтобы я успокоился. Все заржали, а Верн вдруг схватил меня за член. Тут же наступила тишина. Все смотрели на Верна, который хихикал, как идиот, сжимая мой член между большим и указательным пальцами. Я был слишком потрясен, чтобы шевельнуться, и уставился на Верна вместе с остальными.
Тут он перестал хихикать, а его лицо покраснело. Он отпустил мой член, схватился за голову и вырвал клок волос.
Оглядев нас безумным взглядом, он выпалил: «Малёк!» — и выбежал из комнаты. Роджер остался с нами.
Рэмбо немедля созвал совещание. Он считает, что Верну становится хуже и его место в психушке. Все разволновались, стали орать друг на друга, и совещание превратилось в подушечный бой. Я же выскользнул из спальни в туалет, чтобы проверить, не появилось ли за это время на теле чего нового.
Четверг, 28 марта
После собрания говорил с Папашей. Тот на каникулы едет к своему брату в Англию. Он пожелал мне удачи на гастролях, прокричал что-то на латыни и отправил меня восвояси.
Репетировал соло «Иисус, отрада страждущего». Джулиан сказал, что это триумф. Я не стал говорить ему про волоски. У него и так вот-вот случится нервный срыв.
Упаковал чемоданы. Не могу дождаться, когда закончатся эти гастроли и можно будет вернуться домой, в родную кровать.
Пятница, 29 марта
10.00. Попрощавшись с Безумной Восьмеркой, сел в автобус, которому предстояло отвезти наш хор в Йоханнесбург. На боку автобуса кто-то вывел пеной для бритья: «ХОР ГОМИКОВ». Джулиан велел мне сесть на заднее сиденье вместе с ним и завернул меня в одеяло, чтобы уберечь от весеннего сквозняка. Вообще-то, в автобусе стояла жуткая жара, но я не осмелился с ним спорить.
Когда мы проезжали школьные ворота, хор запел школьный гимн. Мы свернули за угол, выехали на главную дорогу, и тут я вдруг замолк. На обочине под деревом стоял лимонно-зеленый «универсал» с тонированными стеклами. За ветровым стеклом виднелось яркое пятно фиолетовых волос. Ребята продолжали петь, а я почувствовал, как лицо заливает краска.
Не могу поверить, что мама с Вомбатом попрутся вслед за школьным автобусом! Мало того, мама, кажется, решила ехать как можно ближе к нам!
Спросил Джулиана, нельзя ли сесть вперед, но тот ответил, что нет. Тогда я сполз на сиденье как можно ниже и стал молиться, чтобы мою семейку никто не заметил.
Но такова уж моя судьба: вскоре по автобусу пошел слух, что к нам прицепились две какие-то старперши. Нтоко (третьекурсник с шикарным баритоном) помахал в окно. Мама нервно помахала в ответ, а Вомбат схватила сумочку и спрятала ее под заднее сиденье, а потом показала на Нтоко пальцем и шепнула что-то маме. Та, к счастью, тут же отъехала чуть подальше.
Мы будем жить в Парктауне, в общественном центре.
Суббота, 30 марта
11.00. Весь хор в дурацких накидках и мантиях прошагал по проходу англиканской церкви Святого Мартина в Вельде, распевая:
На этот горный склон крутой
Ступала ль ангела нога?[17]
Я пел от всего сердца. Наш хор был прекрасен. С бедного Джулиана пот катился градом. Он был похож на овечку, которую ведут на заклание. Вомбат с мамой сидели в первом ряду и, когда я прошел мимо, помахали мне рукой. Но я пел, не отрывая взгляда от сборника псалмов. Мы исполнили десять песен и два соло. (Я буду солировать завтра в кафедральном соборе Йоханнесбурга.) По окончании последнего номера (школьного гимна в нашем пламенном исполнении) две старушки во втором ряду зааплодировали. Вомбат пришла в ужас, что кто-то осмелился аплодировать в церкви, повернулась к нарушительницам лицом и громко шикнула на них. Старушки тут же перестали хлопать и сели с пристыженным видом. Вомбат покачала головой и отвернулась с недовольным лицом.
Вечерний концерт мы провели в интернате для детей-инвалидов. Джулиан велел петь соловушками и не смеяться над беднягами.
Мне было очень жаль этих детей, большинство которых сидели в креслах-каталках. Им очень понравилось наше выступление, а после мы угостили их шоколадными конфетами и вместе сфотографировались. Не мог не заметить, что у умственно отсталых детей то же выражение лица, что и у моего соседа по спальне.
К счастью, в интернат мама с Вомбатом не поехали, потому что бабуля утверждает, будто ей очень тяжело находиться в обществе умственно неполноценных.
Воскресенье, 31 марта
ПАСХАЛЬНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ
Кафедральный собор Йоханнесбурга огромен и величественен. На репетиции я очень нервничал и слышал, как голос дрожит во время сольной партии. Мама с Вомбатом приехали на час раньше и наблюдали за репетицией с первого ряда. Когда я пропел свое соло, Вомбат громко зааплодировала.