Воскресенье, 7 апреля
Поскольку на Пасху мы в церковь не ходили, мама настояла на том, чтобы пойти сегодня. Службу проводил приглашенный священник. У него были седые волосы и красное лицо. Его звали архиепископ Саймоне. Наш местный священник, казалось, был очень рад тому, что архиепископ выбрал именно нашу церковь для своей проповеди.
Благородно склонив голову у алтаря, он подошел к аналою. Затем, выдержав паузу, молча, окинул собравшихся взглядом и проговорил:
— Пасха — время размышлений. Время, когда мы, христиане, должны внимательно взглянуть на себя со стороны и спросить: похожа ли наша жизнь на ту, какой ее хотел бы видеть Иисус?
Папа нервно улыбнулся. Архиепископ снова выдержал паузу и продолжил:
— Не думаю, что это так. Ведь внутри каждого из нас живет раковая опухоль, разъедающая клетки нашей великой души. Можно отворачивать головы и отрицать, но каждый из присутствующих здесь виновен. Каждый из нас болен раком, имя которому — расизм!
Тут папа дернулся, как марионетка на веревочке. Из его горла вырвался странный высокий стон. Он смущенно сунул руки в карманы, а глаза его забегали из стороны в сторону, как у психа. Мама нахмурилась. Папа сердито взглянул на нее, а потом оба они воззрились на архиепископа. По аудитории прокатилась волна неловкого волнения. Люди принялись нервно кашлять и оживленно шептаться.
Архиепископ продолжал:
Но в минуты тьмы Бог указывает нам залитую светом тропу. Тропу раскаяния, которую открыл нам Сын Его Иисус Христос, когда того вешали на крест. Во все века есть светлые люди, которые следуют тропою Бога. И в нашей стране, на которую спустилась ночь, есть такой могущественный и отважный светоч. Я говорю об архиепископе нашем, Десмонде Туту[19].
Я стиснул зубы и приготовился стать свидетелем катастрофы. Папа считает Туту дьяволом во плоти, потому что тот обратился ко всему миру с призывом наложить на ЮАР санкции и именно из-за него мы не можем участвовать в международных матчах[20]. По его словам, именно этот человек «угробил спортивную карьеру Поллока»[21]. А еще он говорит, что именно так всегда представлял себе Сатану, поэтому англиканский архиепископ, скорее всего, и есть Сатана, а может, что и похуже.
Папа выбежал из церкви и с треском захлопнул за собой дверь. Мама побледнела, уткнувшись в молитвенник. Я сделал вид, что человек, который только что вышел, не приходится мне отцом, пожал плечами и с отвращением покачал головой.
После причастия мама вывела меня через черный ход. Мы обнаружили папу в машине: тот сидел и болтал сам с собой. Мама не произнесла ни слова. Сложно было сказать, сердится ли она на папу или на архиепископа, но, как бы то ни было, она была зла как черт. Мы доехали до кругового разворота в конце улицы, и по-прежнему никто не произнес ни слова. Покружив, пропустили наш поворот. Папа снова поехал по кругу, потом снова и снова... Меня затошнило.
Интересно, не заразно ли безумие моего папаши? Жиртрест говорит, что болезни психики передаются через поколение. В таком случае в один прекрасный день у меня, может родиться сын-психопат!
Вдруг папа ударил по тормозам и направил наш универсал обратно к церкви.
Подъехав, папа выбежал из машины, захлопнул дверь и исчез в доме Божьем. Мама протяжно вздохнула и побежала за ним вслед. Мне на секунду пришла мысль угнать машину и никогда не возвращаться — Холден Коулфилд на колесах. .. К сожалению, водить машину я не умею. Поэтому и побежал в церковь вслед за предками.
Действие разворачивалось в ризнице.
На архиепископе по-прежнему была черная мантия и белый воротничок, похожий на собачий ошейник, но штаны он уже успел снять. Папа бросался на него с кулаками, осыпая проклятиями. Мама кричала на папу, протягивая священнику черные брюки. Тот же стоял с совершенно спокойным видом в накрахмаленных белых подштанниках, вытянув руки перед собой. Папа обвинил архиепископа в том, что тот испортил ему все праздники, и пригрозил, что если тот еще хоть раз упомянет имя Туту с кафедры, то получит по полной программе. Архиепископ ответил, что не боится умирать, ведь, в конце концов, все мы предстанем перед Богом.
Папа явно не знал, как на такое реагировать, но по-прежнему стоял, держа кулаки наготове и страшно рыча. Тогда священник произнес:
— Возможно, однажды, когда все мы опустим кулаки и забудем о страхе, нам откроется, что люди, которых мы считаем террористами, хотят лишь спокойно проживать каждый день, как мы сами, растить детей и жить в мире.
После этих слов папа совсем растерялся, и глаза его стали метаться из стороны в сторону, как у дикого зверя (больного бешенством). Он опустил кулаки, но вид у него по-прежнему был совершенно безумный. Архиепископ подошел к нему и сказал:
— Мы не заслуживаем того, чтобы жить в страхе. Не заслуживает этого и ваш сын.
В этот момент на пороге появился страх собственной персоной.
Страх явился к нам в обличье миссис Шингл, самой гигантской толстухи в мире (она толще, чем Жиртрест). Миссис Шингл была моей учительницей воскресной школы в четвертом классе и до сих пор наводит на меня ужас. Барри ван Ренсбург, который вместе со мной ходил на эти занятия, говорит, что за год после смерти мужа она потолстела на семьдесят пять килограммов. Совпадение? Не думаю.
Миссис Шингл не задавала вопросов. Она схватила папу за воротник и вышвырнула его в дверь черного хода, ведущую прямо на кладбище, после чего прокричала, что в церковь его больше не пустят, да вдобавок обвинила в том, что он нос задирает, так как послал сына в «школу для снобов». Папа пытался что-то промямлить, но миссис Шингл не позволила ему и пикнуть. Тогда он обозвал ее лесбиянкой и бросился к машине так, будто за ним гнался сам Сатана.
Вернувшись в машину, мама сказала, что хочет поговорить с папой цивилизованно, без ругани.
Всю дорогу до квартиры Вомбата они ругались на чем свет стоит.
ОБЕД В ЯХТ-КЛУБЕ (С ВОМБАТОМ)
Плюсы
Я ел вкуснейший стейк с чесночным маслом. Папа пил колу всю дорогу. (И три последних были с двойным бренди.)
Мама приободрилась и вроде бы даже не сердилась на папу за его безумное поведение.
Была прекрасная погода, а в гавани проходила регата — было на что посмотреть, пока Вомбат жаловалась на ужасное качество телепрограмм в нашей стране.
Минусы
Вомбат подавилась рыбной костью и выплюнула ее на тарелку.
Мама выпила больше обычного и опрокинула соусник. Вомбат постоянно спрашивала, чей день рождения мы празднуем.
Папа с Вомбатом обвинили официанта-индуса в том, что тот намухлевал со счетом. Потом оказалось, что в счете все правильно. Папа извинился. Вомбат — нет.
Пятница, 12 апреля
Папа сам не свой с тех пор, как поругался с архиепископом. На этой неделе он пытался убить Черныша только однажды, да и то за то, что он (Черныш) выкопал один и тот же розовый куст два раза за день.
Видел Русалку в саду с новым парнем. Мардж не было дома, и они курили. Странно смотреть, как Русалка курит. Как-то это неправильно, словно через девственное поле с прекрасными деревьями протянули линию электропередач.
Завтра Мильтоны едут в парк Рини[22] на южном берегу Наталя — путешествуем в «домике на колесах». Домик папа берет напрокат у Фрэнка, а тот в свою очередь одолжил его у Леса Райта, По словам Фрэнка, этот домик у него так давно, что Лес уже забыл про него. Маме все это не нравится. Она обозвала Фрэнка уголовником. Папа говорит, что если воруешь у друзей, это не считается за кражу.
Он со вторника готовит удочку. Сегодня весь вечер проверяли рыболовную леску, травили байки и дергали за крючок, пока другой держал удочку. Папа рад вдвойне — ведь Вомбат с нами не едет. Отказалась, потому что путешествия в передвижном доме, мол, «ниже ее достоинства».