Урок на всю жизнь: по возможности не принимать душ одновременно с придурками.
Понедельник, 17 июня
За завтраком Гоблин пребывал в дурном настроении. Дело в том, что Укушенный не отпустил нас на Королевскую ярмарку в выходные, и мы не сможем стать свидетелями того, как Жиртрест будет участвовать в конкурсе по поеданию хот-догов. Видите ли, ему пришлось не по душе, что Жир будет обжираться перед миллионной толпой! Популярность Укушенного достигла небывало низкой отметки.
Он вызвал и меня и спросил, как у меня дела. Я ответил, что тружусь, как раб. Укушенный долго смотрел на меня своим дергающимся глазом, а потом спросил, не хочу ли я что-нибудь ему рассказать. Я покачал головой. Повисло жуткое молчание, а потом он спросил, не бросил ли я вести дневник. Я покачал головой, и он тоже. Я сидел и смотрел на стол, у меня дрожали даже пальцы на ногах. Наконец Укушенный произнес:
— С тобой хотела бы поговорить моя вторая половина. Она у себя в кабинете.
Приехали. От Укушенного к Еве!
ПОЧЕМУ ЕВЕ НЕЛЬЗЯ БЫТЬ ШКОЛЬНЫМ ПСИХОЛОГОМ
1. В прошлом году она переспала с Рэмбо.
2. Она ненормальная (см. пункт 1).
3. Она замужем за Укушенным.
4. Она хиппи.
5. И коммуняга (папа так считает).
Вообще говоря, мне кажется, ей самой психолог не повредил бы!
Усадив меня в своем кабинете, Ева начала допрос. Она пыталась перевести тему на Геккона, а я явно отвечал что-то не то, потому что ей показалось, что я пытаюсь подавить свое горе. Я ответил, что больше не хочу говорить об этом, а она неискренне улыбнулась и сказала, что ее дверь всегда для меня открыта. (Рэмбо нам это еще в прошлом году говорил.)
У меня такое чувство, что Укушенный и Ева считают меня странным. Больше никому из ребят психологическое освидетельствование не устраивали.
Среда, 19 июня
Гоблин развесил на всех досках объявлений нашего корпуса анонсы следующего содержания:
Стань свидетелем того, как Жиртрест съедает 15 хот-догов в один присест! Последняя генеральная репетиция перед финалом на Королевской ярмарке в воскресенье!
Место: класс для самостоятельных занятий Безумной Восьмерки
Входная плата: 2 ранда
Время: 21 июня, пятница, 21.00
21.00. НОЕВ КОВЧЕГ ТОНЕТ!
Меня несколько удручает то, что мое второе появление на сцене (после прошлогоднего триумфа в «Оливере») — бессловесная роль Голубя мира в совершенно бездарной постановке нашего корпуса.
Всем известно, что суфлеры подсказывают актеру его текст, но Верн, кажется, убежден, что при этом нужно играть самому. В конце концов, Андерсон, Эмбертон и Щука стали нарочно путаться в строках, чтобы посмотреть, как Верн исполняет их роли. Джулиан ушел с поста художника пьесы. Он назвал «Ноев ковчег» провалом и заявил, что умывает руки.
Рэмбо считает, что все члены Безумной Восьмерки в знак протеста должны уйти из пьесы. Гоблин обрадованно подпрыгнул и спросил:
— А против чего протестуем?
—Против того, чтобы выглядеть полными придурками в глазах всей школы через две недели, — ответил Рэмбо. Все закивали, но протестовать никто не стал.
Пятница, 21 июня
Папаша накормил меня ростбифом и йоркширским пудингом. Потом ударил ложкой по тарелке и закричал:
— Молчание! — В этом не было необходимости, ведь я и так сидел молча. Заложив за спину левую руку, он сделал вид, что дирижирует ложкой. — Этот литературный обед, он же британская инициация, мистер Мильтон, устроен в вашу честь перед отъездом в славный зеленый край. Да поможет вам Бог! — После этого он сел, налил себе вина и с полным ртом прокричал: — О да, Мильтон! Кембридж, Крайстс-колледж — именно там учился Мильтон. И не забудь тутовое дерево! — Я не имел понятия, о чем он говорит, поэтому кивнул и сказал, что все это уже есть в моем списке. Взглянув на меня поверх очков, он проговорил: — Надеюсь, бабуля не едет с вами? — Я покачал головой и ответил, что едет, потому что она оплачивает поездку. Тут Папаша воскликнул: — Господь всемогущий! — изумленно покачал головой и снова набросился на тарелку. В конце обеда мы исполнили довольно разнузданную версию песни «Он(а) хороший парень» для Глории, пока та убирала со стола. Глория улыбнулась и сделала реверанс. По словам Папаши, ее готовка так хороша, что ее можно посчитать контрреволюционной. Глория явно не поняла ни одного из его слов, поэтому ответила ему на зулу и ушла на кухню. Папаша поинтересовался, что она сейчас сказала. В ответ я пожал плечами. Он откинулся в кресле и внимательно посмотрел на меня.
— Мильтон, — проговорил он через тридцать секунд, — как вообще возможно наладить контакт с этими людьми, если мы даже не говорим на их языке?
Я не знал ответа на этот вопрос, поэтому проделал то же, что и обычно на собраниях клуба «Африканская политика»: печально пожал плечами и с одиноким видом уставился в окно.
Затем я прочел свое эссе для конкурса Алана Пейтона, и Папаша сказал, что это «триумф». Следует заметить, что к тому моменту он откупорил уже вторую бутылку вина. Правда, он отметил, что постоянные отсылки к самому Алану Пейтону в моем эссе, которое носит название «Изменение цвета», попахивают подхалимством.
А потом Папаша сообщил лучшую новость за всю неделю.
Со всех ног понесся в спальню, чтобы сообщить остальным: в воскресенье Папаша поведет нас на «внеклассные занятия»! И эти «внеклассные занятия» будут проходить на Королевской ярмарке в Питермарицбурге! Папаша обещал заказать микроавтобус и записать все это как «культурно-познавательную экскурсию». Поэтому мы не только увидим, как Жиртрест выступает в прямом эфире, но и не нарушим при этом никаких школьных правил — в кои-то веки!
Благодаря моему учителю английского, я снова самый популярный парень в общаге.
21.00. Генеральную репетицию по поеданию хот-догов прервал Укушенный. Он приказал огромной толпе мальчишек расходиться по корпусам и конфисковал у Жиртреста все хот-доги. Гоблин пришел в такую ярость, что после отбоя зашвырнул на крышу Укушенному шесть яиц. А бедолага Жиртрест специально в тот день не ужинал, и ему пришлось довольствоваться четвертинкой буханки хлеба и пакетиком кукурузных чипсов.
Суббота, 22 июня
Еще один день резни на поле для регби. Мы были единственной командой мальчиков до пятнадцати, выигравшей у школы Рустрек (со счетом 22—18). Чувствую себя так, будто меня прокрутили сквозь мясорубку. Пусть африканеры и не слишком разбираются в том, как управлять страной, но мутузить противника на поле для регби они точно умеют. Пришли мама с папой и сказали, что я очень вырос и действительно становлюсь мужчиной. В ботинках для регби и спортивной кофте я и впрямь чувствовал себя крутым. Вскоре мое прозвище — Малёк — станет всего лишь далеким воспоминанием. Слава Богу!
Школьная сборная снова продула, хотя на этот раз с более достойным счетом: 12—10.
К началу матча школьных сборных папа уже нализался в стельку. Он сел среди местных и стал болеть за Рустрек.
Я взмолился, чтобы никто не заметил, как он распевает кри-чалки на африкаанс и вопит: «РУСТРЕК! РУСТРЕК!»
В перерыве между таймами один из болельщиков Рустре-ка напился, разошелся и стал оскорблять нашу школу с трибуны. Заявил, что, мол, наши предки умертвили его прабабушку в концлагере во времена Англо-бурской войны. Щука вскочил и заорал: