— Слышал, тебя кличут Мальком. — Я кивнул и почувствовал, как кровь прилила к щекам. Он улыбнулся и сказал: — Меня тоже так называли. Я долго оставался ребенком.
Я взглянул на Криспо и попытался представить его мальчишкой, Мальком. Это было невозможно — он был слишком старый.
После очередной долгой паузы Криспо снова заговорил. На этот раз его взгляд не отрывался от пляшущих оранжевых языков, а голос казался странно далеким, словно такой голос был у него в молодости, а сейчас звучал будто сквозь толщу времен.
— Запомни, мальчик. Бог дал нам величайший дар из всех. Это не любовь, не здоровье и не красота и даже не жизнь. А выбор. Величайший Божий дар — это возможность выбирать.
Он посмотрел на меня недолго, а потом снова повернулся к огню. Старые часы пробили одиннадцать. Одиннадцать! Я вскочил с кресла и поблагодарил Криспо за гостеприимство. Старика совсем загипнотизировало пламя, и он кивнул, не глядя на меня. Я повернулся и пошел к двери. Когда я отворил ее, он окликнул меня:
— Приходи еще, мой маленький друг, мне еще так много нужно тебе рассказать.
Снова поблагодарив Криспо, я оставил его у камина. Было темно, и я вдруг поймал себя на мысли, что бегу к корпусу со всех ног, высматривая призрак Макартура.
14 марта, вторник
08.00. Представил Жиртресту полный отчет о вечере с Криспо. Он сказал, что я должен все рассказать нашей команде завтра вечером.
12.00. Объявление на доске:
Прослушивание в школьную пьесу: Смит, Винтер и Мильтон приглашаются в музыкальный класс в 17.00.
Ура! Нас осталось трое, кто же станет королем?
День прошел как в тумане. Я размечтался о том, как убиваю Винтера и Смита и получаю таким образом главную роль.
17.00. Три кандидата встретились у музыкального класса. Смит — высокий парень с наглым лицом и заносчивой манерой держаться. Он заявил, что прослушивание всего лишь фарс, потому что Викинг уже пообещал ему роль Оливера. Для первокурсника он на удивление высокомерен. (Одна ночь в нашей спальне стерла бы с его рыла эту самодовольную ухмылочку как пить дать.) Винтер — маленький, робкий, похож на девочку. У него светлые волосы, голубые глаза, и он очень похож на Оливера в моем представлении. У меня самого волосы темные, а глаза зеленые — вообще говоря, шансов у меня с такой внешностью маловато.
Викинг пригласил нас в оркестровую, где на табуреточке у пианино сидела его верная мисс Робертс. Мисс Робертс всегда добро улыбается и сморкается в розовый бумажный платочек — у нее аллергия.
— Итак, джентльмены, как мы видим, час икс настал. Не стану ходить вокруг да около. Одному из вас достанется роль Оливера. Вопрос на шестьдесят четыре миллиона долларов — кому? — Смит самодовольно ухмыльнулся и провел рукой по взъерошенным светлым волосам. Я уже начинаю его ненавидеть. Винтер явно нервничал, а глаза у него были как блюдца — с таким лицом он еще лучше подходил на роль. Бог знает, как выглядел я, но во рту у меня пересохло, и я весь вспотел.
В течение следующего часа мы пели беспрерывно. Иногда все вместе, иногда дуэтом или по отдельности. Мы пели самые разные песни разными голосами. Викинг даже заставил нас читать стихи и произносить монологи. Вскоре я понял, что голосок у Винтера так себе, хотя внешне он подходил идеально. Смиту было не занимать уверенности и апломба, но голос у него был средний. Я пел лучше всех, но был ни капли не похож на Оливера.
По пути в столовую Смит хвастался своими актерскими достижениями: он снялся в рекламе диетического маргарина, о котором мы с Винтером сроду не слыхали. Он еще раз заверил нас, что роль у него в кармане и вызвали нас лишь для того, чтобы определить, кому из нас — Винтеру или мне — достанется роль его лучшего друга. Когда мы уже подошли к столовой, долговязый парень, на вид которому было года двадцать три, подбежал к Смиту, двинул ему ногой под зад и приказал пойти и убраться в его комнате. Смит переменился на глазах. Весь его апломб куда-то исчез, и он превратился в хнычущего маленького слабака, спешащего вычистить комнату своего старосты. Жизнь снова показалась прекрасной!
15 марта, среда
21.00. Геккон, уже не помню в который раз, вернулся из своего второго дома — медпункта. Его голова повязана огромным бинтом. Мы захлопали, когда он вошел в спальню, а Геккон в ответ сделал вид, что замахивается на лампу над своей головой — чтобы мы поняли, что у него по-прежнему есть чувство юмора.
Жиртрест разрешил мне зажечь свечи, и вот из темноты выползли шестеро мальчиков и кошка, словно запрограммированные роботы пробираясь к кровати Жиртреста, чтобы услышать рассказ о моем вечере с Криспо. Я поведал Безумной восьмерке о том, как послеобеденное чаепитие перешло в ужин, а потом и вовсе настал поздний вечер. Когда я рассказал о том, что, по мнению Криспо, смерть Макартура — никакое не самоубийство, в спальне воцарилась гробовая тишина. Затем все оживленно заспорили, и Бешеный Пес выдвинул теорию об ужасном убийстве. Геккон согласно кивнул — он с самого начала думал, что это убийство. В свете пламени его забинтованная голова была похожа на шлем космонавта.