Окно кабинета господина О'Бодкинза! Туда вот-вот могло ворваться пламя! Директор выглядел совершенно растерянным и буквально рвал на себе волосы.
Не подумайте только, что он был обеспокоен тем, все ли воспитанники были вне опасности… он не думал даже о спасении собственной жизни.
— Мои книги… мои книги!… — кричал он, отчаянно размахивая руками.
Совершив безрезультатную попытку спуститься по лестнице из кабинета — ступени уже потрескивали под языками пламени, — он решил выбросить через окно свои драгоценные журналы, коробки и весь бесценный скарб. На них тут же набросилась вся свора бездельников и принялась топтать ногами и развеивать листы по ветру, тогда как господин О'Бодкинз решился наконец спасаться по лестнице, приставленной к стене.
Но что могли сделать Грип и ребенок?! Их комнатушка имела только узкое слуховое окно, а ведущая к нему лестница обрушивалась, марш за маршем, в огненном вихре. Уже занялись стены из соломы с навозом, и искры, сыпавшиеся дождем на ветхую крышу, грозили вскоре превратить «рэгид-скул» в гигантский костер.
Крики Грипа перекрыли наконец шум и треск пожара.
— Есть ли люди на чердаке? — спросил кто-то из пришедших посмотреть на пожар.
Это была дама в дорожном костюме. Оставив экипаж за углом, она прибежала сюда со своей горничной.
Огонь тем временем распространялся с такой скоростью, что не было никакой возможности погасить его. Поскольку директор был спасен, стоило ли бороться с огнем, если в доме уже никого не было?
— Помогите… помогите тем, кто остался наверху! — снова закричала путешественница, заламывая руки. — Лестницы, друзья мои, лестницы… и спасателей!
Но как же приставить лестницы к стенам, грозящим вот-вот обрушиться? Как добраться до чердака по крыше, объятой густыми клубами дыма, по крыше, где от соломы летят искры, точно от точильного круга?
— Кто на чердаке?… — спросили господина О'Бодкинза, занятого поисками своих драгоценных журналов.
— Кто?… Не знаю… — ответил растерянный директор, чьи мысли были полностью заняты собственными бедами и утратами.
Затем память вдруг вернулась к достойному ментору:
— Ах… да… двое… Грип и Малыш…
— Несчастные! — воскликнула дама. — Мое золото, драгоценности, все, что я имею, тому, кто их спасет!
Проникнуть внутрь школы было уже невозможно. Сквозь стены уже пробивались огненные языки. Внутри дома все горело, трещало, обрушивалось. Еще несколько мгновений, и шквальный ветер, который трепал огненные языки как вымпел флагманского корабля, превратит «рэгид-скул» в огненный вертеп [80], в вихрь раскаленного пара.
Вдруг на уровне слухового окна крыша провалилась. Грипу удалось разобрать ее и разрезать дранки в тот момент, когда огонь уже был готов пожрать пол чердака. Паренек тотчас же перебрался на перекрытие конька двускатной крыши и вытащил за собой полу задохнувшегося ребенка. Затем, достигнув части стены, образующей справа щипец, он соскользнул на гребень крыши, ни на секунду не выпуская из рук Малыша.
В этот момент появился огромный язык пламени, буквально взорвавший крышу и распавшийся на тысячи искр.
— Спасите Малыша, — крикнул Грип, — спасите.
И он бросил ребенка на улицу, где, по счастью, какой-то мужчина поймал Малыша на руки, прежде чем тот ударился о землю.
Грип, бросившийся вниз в свою очередь, покатился по земле, почти задохнувшийся. Часть горящей стены тут же рухнула всей массой и едва не накрыла храбреца.
Тогда видевшая все это дама бросилась к человеку, державшему Малыша на руках, и спросила, дрожа от волнения:
— Чей это ребенок, это невинное созданье?…
— Ничей!… Просто найденыш… — ответил мужчина.
— Хорошо… Он мой… мой! — вскричала она, беря крошку на руки и прижимая к груди.
— Но, госпожа… — начала было горничная.
— Замолчи… Элиза… замолчи!… Это ангел, ниспосланный мне Небом!
Поскольку у ангела не было ни родителей, ни семьи, то лучше всего было, конечно, оставить его красивой даме, наделенной столь добрым сердцем, поэтому ее решение было встречено громкими одобрительными возгласами, раздавшимися как раз в тот момент, когда рухнули среди отблесков блуждающего огня последние остатки «рэгид-скул».
Глава VI
ЛИМЕРИК
Кем же была милосердная дама, появившаяся вдруг на сцене таким весьма мелодраматическим образом? С таким же успехом ее можно было бы представить среди бушующего пламени, жертвующей своей жизнью ради спасения хрупкого создания, и никто бы ни на минуту не усомнился в искренности ее порыва, так велика была сила ее сценического убеждения. И действительно, будь даже у дамы на руках ее собственный ребенок, и то она не могла бы так горячо прижать его к груди, как она прижимала Малыша, подходя к экипажу. Напрасно горничная пыталась взять у госпожи бесценную ношу… Никогда!… Никогда!…
— Нет, Элиза, оставь его! — повторяла дама дрожащим голосом. — Он мой… Небо позволило мне спасти его из пылающих руин… Благодарю, благодарю тебя, Господи!… О! Дорогой мой!… Дорогой!
А дорогой наполовину задохнулся, дыхание у него прерывалось, рот судорожно хватал воздух, глаза закатились. Ребенку был бы нужен воздух, много свежего воздуха, а теперь, когда Малышу уже не грозил дым пожара, он рисковал умереть от удушья из-за нежностей, которые обрушила на него его спасительница.
— На вокзал, — приказала дама кэбмену, едва сев в экипаж, — на вокзал!… Гинею [81]за труды… если успеем на поезд девять сорок семь!
Возница не мог остаться равнодушным столь щедрым посулам — в Ирландии чаевые были чем-то вроде общепринятой нормы. Поэтому он пустил рысью лошадь, запряженную в граулер [82], название, принятое в Ирландии для обозначения старомодных и удивительно неудобных экипажей.
Так кем же все-таки была эта путешественница, воистину ниспосланная самим Провидением? Быть может, благодаря невероятно счастливому стечению обстоятельств Малыш попал наконец к своей истинной благодетельнице?
Мисс Анна Вестон, драматическая примадонна [83]театра Друри-Лейн, своего рода Сара Бернар [84]на гастролях, выступала в настоящее время в театре Лимерика, графство Лимерик, провинция Манстер. Она только что завершила длившуюся несколько дней увеселительную поездку по графству Голуэй в сопровождении своей горничной — иными словами, подруги, столь же ворчливой, сколь и преданной, сухопарой Элизы Корбетт.
Эта актриса была человеком очень добрым, ее обожали любители мелодрамы, она постоянно что-то играла, даже когда занавес был уже опущен. Это была женщина совершенно необузданная в изъявлении чувств, с открытым сердцем, всегда готовая прийти на помощь и тем не менее чрезвычайно строгая в вопросах искусства, неуступчивая в случае, когда какая-либо оплошность могла ее скомпрометировать, и исключительно компетентная в вопросах гонорара и почестей, оказываемых звездам, — да эта актриса была просто великолепна!
Однако мисс Анна Вестон, широко известная во всех графствах Великобритании, ждала лишь случая, чтобы отправиться за славой в Америку, Индию, Австралию, так как гордость не позволяла ей быть лишь куклой в пантомимах на подмостках театров, где она, по ее мнению, оставалась непонятой.
Вот уже три дня, как, желая отдохнуть от бесконечных постановок современных драм, в которых ей постоянно приходилось умирать в последнем акте, мисс Вестон приехала подышать свежим, животворным воздухом залива Голуэй. Закончив путешествие, она под вечер направлялась на вокзал, чтобы сесть на поезд в Лимерик, где на следующий день должна была играть в спектакле, когда отчаянные вопли и огненные всполохи привлекли ее внимание. Горела «рэгид-скул».
Пожар?… Ну как можно отказаться от удовольствия увидеть один из «настоящих» пожаров, столь непохожих на театральные, имитируемые с помощью плауна? [85]По ее приказу и несмотря на возражения Элизы, экипаж остановился в начале улицы, и мисс Анна Вестон лично присутствовала при всех перипетиях захватывающего спектакля, совершенно несравнимого с тем, за которым театральные пожарные наблюдают внимательным, но слегка презрительным взглядом. На этот раз отнюдь не бутафорские части декораций обрушивались, перекручиваясь от страшного жара, — все пылало взаправду, на самом деле! Ситуация складывалась прямо как в хорошо поставленном спектакле. Настоящая трагедия! Два человеческих существа оказались запертыми на чердаке, лестница уже охвачена пламенем, и никакого выхода… Два мальчика, большой и маленький… быть может, было бы еще лучше, если бы в западне оказалась девочка? Мисс Анна Вестон окончательно вошла в образ самоотверженной спасательницы. Да, она сама бы бросилась на помощь несчастным, если бы не ее пыльник, который мог бы дать новую пищу огню… Кстати, крыша вокруг каморки только что обрушилась… Вот бедолаги показались в дыму, старший держал малыша на руках… О! Старший! Какой герой, как он похож на артиста! Какая выверенносгь жестов, какая сценическая достоверность!… Бедняга Грип! Он и не подозревал, что произвел такой эффект… Что касается другого… «Найс бой!., найс бой! Славный мальчик!» — повторяла мисс Анна Вестон, ну прямо ангел, преодолевающий пламя ада!… Не правда ли, Малыш, ведь впервые тебя сравнили с херувимом [86]или с любым другим представителем небесной детворы. Да! В этой мизансцене мисс Анна Вестон сумела схватить мельчайшие подробности. Как в театре, она вскрикнула с трагическими интонациями: «Все мое золото, мои драгоценности, все, что я имею, тому, кто их спасет!»
[80]Вертеп — здесь: трущоба, притон.
[81]Гинея — английская золотая монета, впервые выпущенная в 1663 году из металла, привезенного с берегов Африканского континента, из Гвинеи, откуда и название монеты; выпускалась до 1813 года.