Может быть, у него жар? Лихорадка?
Мы едва знакомы, а он уже приглашает меня к себе. Жить!
— Еще и жить буду у вас?
— Само собой. Я должен быть в курсе того, как протекает беременность моим сыном.
— В пентхаусе буду жить, наверное?
— У меня роскошный загородный дом, но есть и квартира в центре. Если захочешь. Итак…
Анваров поднимается и предлагает свою ладонь, крепкую и очень широкую, с глубокими изломами линий жизни и судьбы. Только, очевидно, что вместо линии сердца у этого мужчины очень хорошо развита линия наглости!
— Можно я схожу в туалет? Давно сижу в больнице. Так сильно хочется пописать…
— Ладно, справь нужду. Беременным терпеть нельзя, — царственно кивает. — Я подожду в коридоре.
— Хорошо. Там и увидимся. Но сначала попросите врача отправить все данные узи гинекологу, у которого я наблюдаюсь.
— Конечно. Я отдам все необходимые распоряжения, а потом мы поговорим.
Я встаю с кушетки и деревянными, негнущимися пальцами одергиваю платье вниз. Пытаюсь действовать, как ни в чем не бывало, чтобы не вызвать подозрений.
Я подхватываю сумочку и выхожу в коридор, спускаюсь на второй этаж, оглядываюсь — не следит ли за мной кто-то, а потом… быстро-быстро перебираю ногами и сбегаю из клиники!
Ребенка он моего себе захотел! Пошел к черту, псих!
Глава 2
Амир
Надо же, как быстро получилось договориться.
Я ждал слезливых истерик, меня предупреждали, что женщины относятся к материнству в тысячу раз трепетнее и возвышеннее, чем мужчины к отцовству. Думаю, все эти знатоки нагло врут или не имеют понятия, о чем говорят.
По крайней мере, Раисова согласилась почти сразу же и даже не стала жадничать, выпрашивая еще больше.
С одной стороны, я рад, что она так легко сдалась.
С другой стороны, некий осадок остался.
Если она сдала свои позиции мгновенно, значит, у нее слишком мягкий характер! Мало ли какие гены она передаст по наследству моему сыну?!
Ну ничего, главное — это воспитание, верно же?!
Верно!
Вот и отлично.
Как только Раисова родит моего сына, я о ней практически мгновенно забуду и наши пути разойдутся так, словно ее никогда и не было в нашей с Тагиром жизни.
Я уже выбрал сыну имя, няню, детский сад, где он будет учиться, и подумываю над тем, в какой вид спорта отдать своего наследника! Нужно что-то внушительное, мужское, но в то же время не слишком травмирующее, чтобы мозги набекрень не встали, поэтому бокс и хоккей исключаем сразу же…
— Амир Рустамович, вас хочет видеть директор клиники.
— Щербакова? Что ей надо? — цежу сквозь зубы. — Мой ответ не изменится.
— Но она очень сильно настаивает, — трубит охранник. — Что делать?
— Хорошо, запусти ее, — вздыхаю и перевожу внимание на бумаги, собранные в клинике на Раисову.
— Амир Рустамович! — возвышенный от волнения голос Щербаковой вкручивается в уши, подобно отвертке. — Прошу вас выслушать меня.
— Уже выслушал, — складываю руки под грудью. — Что еще вы можете добавить к тому миллиону разнообразных вариаций с просьбой о пощаде?
— Это досадная ошибка.
— Не досадная. Злоумышленная. Я доверился вашей клинике, и доверие оказалось подорванным. Думаете, со мной можно шутить?
— Но та специалистка уже давно уволилась, — икает от волнения. — Буквально через месяц после совершенного.
— Конечно, она уволилась. Ее подкупили. Это ничего… ровным счетом ничего не меняет! Если она провернула это в одиночку, значит, уровень безопасности у вас откровенно дерьмовый, и всякий сотрудник лаборатории может подменить семенной материал неизвестного донора на семенной материал клиента VIP-уровня. Если она была не одна, значит, весь персонал с гнильцой.
— Но я…
— Не утруждайтесь, Ксения Александровна. Потратьте это время с пользой для себя. Например, освойте новую профессию. Как только я заберу все необходимые бумаги, эту клинику лишат лицензии и прикроют. Я прослежу за тем, чтобы ни вы, ни любой другой специалист руководящей должности из этой клиники не смог устроиться по своей специальности и даже близко не подошел к медицинской сфере в дальнейшем.
— Прошу вас, Амир Рустамович!
— Можете просить, сколько вам угодно. Можете даже лоб в лепешку расшибить бурными извинениями. Однако я уже принял окончательное решение, и оно не подлежит изменениям.
Щербакова всхлипывает, вытирает слезы, может быть, и сопли бумажным платочком. Проходя мимо нее, хлопаю по плечу, сообщив доверительным тоном:
— Не расстраивайтесь, Ксения Александровна. Вам к лицу ярко-оранжевый. Вы будете одним из самых красивых уборщиков улиц.