Последним пришёл Жоаким. На руке у него висело сложенное в несколько раз одеяло.
– А палатка? – спросил Эд.
– Да вот же она, – ответил Жоаким, показывая нам старое одеяло с кучей дырок и пятнами повсюду.
– Это ненастоящая палатка! – возразил Руфюс.
– Ты что, думал, что мой папа даст мне свою новую палатку? – спросил Жоаким. – А с одеялом можно играть понарошку.
Потом Жоаким сказал, чтобы мы все залезали в машину, потому что в поход надо сначала ехать на машине.
– Неправда! – сказал Клотер. – У меня есть двоюродный брат, бойскаут, и он всегда ходит в поход пешком!
– Хочешь идти пешком, так иди! – разозлился Жоаким. – А мы поедем на машине и приедем гораздо раньше тебя.
– А кто будет за рулём? – поинтересовался Жоффруа.
– Я, конечно, – ответил Жоаким.
– Это почему же, скажите на милость? – возмутился Жоффруа.
– Потому что это я предложил идти в поход, и потом, потому что палатку тоже принёс я, – отрезал Жоаким.
Жоффруа был не очень-то доволен, но мы все торопились поскорее приехать на место, где разобьём лагерь, и сказали ему, чтобы он не придирался. Наконец все уселись в машину, палатку положили на крышу и стали делать «врум-врум-врум» – все, кроме Жоакима, который был за рулём и покрикивал:
– Эй, папаша, прижмись-ка к обочине!.. А ты, лихач, куда прёшь?.. Видели, как я его обошёл, вон того, в спортивной машине? – Наверное, наш Жоаким будет потрясающим водителем, когда вырастет. Наконец он заметил: – Мне кажется, здесь чудесный уголок. Давайте остановимся.
Мы перестали делать «врум-врум-врум» и вылезли из машины. Жоаким огляделся по сторонам, ужасно довольный.
– Отлично! Несите палатку, речка совсем рядом.
– Это где же ты видишь речку, а? – спросил Руфюс.
– Как это где, да вот же! – показал Жоаким. – Понарошку, чего там!
Потом мы принесли палатку, и, пока её ставили, Жоаким велел Жоффруа и Клотеру сходить на речку за водой, а потом мы понарошку разожгли костёр, чтобы приготовить обед.
Не так-то просто было поставить палатку, но мы составили ящики один на другой, а сверху накрыли их одеялом. Получилось очень здорово.
– Обед готов! – крикнул Жоффруа.
Тогда все стали понарошку есть, кроме Альцеста, который ел по-настоящему, потому что принёс с собой из дома бутерброды с джемом.
– Цыплёнок очень удался! – заметил Жоаким, делая «мням-мням».
– Не поделишься со мной своими бутербродами? – спросил Мексан у Альцеста.
– С ума сошёл? – ответил Альцест. – Я же не прошу у тебя кусочек цыплёнка?
Но Альцест – хороший друг, поэтому он всё-таки дал один бутерброд Мексану – правда, понарошку.
– Ладно, теперь надо погасить костёр, – объяснил Жоаким, – и закопать все грязные бумажки и консервные банки.
– Ты что, псих?! – воскликнул Руфюс. – Если закапывать все грязные бумажки и все консервные банки на пустыре, мы тут просидим до воскресенья!
– Дурак же ты! – вздохнул Жоаким. – Мы же понарошку! А сейчас все залезаем в палатку и ложимся спать.
Там, в палатке, было потрясающе здорово: ужасно тесно, жарко, но очень весело. Мы, конечно, не по-настоящему спали, потому что спать нам не хотелось и потому что не было места. Мы уже некоторое время сидели под одеялом, когда Альцест спросил:
– А что дальше будем делать?
– Так, ничего, – пожал плечами Жоаким. – Тот, кто хочет, может спать, а остальные могут пойти купаться на речку. Когда идёшь в поход, все делают кто что хочет. Это-то и здорово.
– Если бы я принёс свои перья, – сказал Эд, – можно было бы прямо в палатке поиграть в индейцев.
– В индейцев? – спросил Жоаким. – Где ты видел, чтобы индейцы ходили в поход, идиот?
– Это я идиот? – вспылил Эд.
– Эд прав, – поддержал его Руфюс, – в палатке сидеть скучно!
– Вот именно, ты идиот, – повторил Жоаким, и напрасно, потому что с Эдом шутки плохи, он очень сильный и – бац! – врезал Жоакиму кулаком по носу, а Жоаким рассердился и дал ему сдачи.
Из-за того что в палатке было совсем мало места, оплеухи доставались нам всем, а потом ящики упали, и вылезти из-под одеяла оказалось очень трудно, но всё равно всем было страшно весело. Только Жоаким разозлился. Он топтал одеяло ногами и кричал:
– Раз так, вылезайте из моей палатки! Я один пойду в поход!
– Ты по-настоящему злишься или понарошку? – спросил Руфюс.