– Альцест! – крикнул я, подойдя к его дому. – Альцест! Выходи и посмотри, что у меня есть!
Альцест вышел, держа один круассан в руке, а другой во рту.
– У меня есть часы! – сказал я Альцесту, поднося руку к кончику того круассана, который торчал у него изо рта.
Альцест немного скосил глаз, проглотил и сказал:
– Какие классные!
– Они хорошо ходят, у них есть стрелка для яиц всмятку, и они блестят по ночам, – объяснил я ему.
– А изнутри они какие? – спросил меня Альцест.
Посмотреть внутри я ещё не догадался.
– Постой, – сказал Альцест и побежал обратно в дом. Назад он вышел ещё с одним круассаном и перочинным ножиком. – Дай-ка сюда свои часы, я их открою перочинным ножом. Я умею, я уже видел, как открывали папины часы.
Я отдал часы Альцесту, который начал что-то с ними делать своим ножом. Я испугался, как бы он их не поломал, и сказал ему:
– Отдай мне мои часы.
Но Альцест не захотел мне их отдавать, а всё старался их открыть, высунув от усердия язык. Тогда я попытался отнять у него часы силой, нож скользнул Альцесту по пальцу, Альцест закричал, и часы открылись и упали на землю в 9 часов 10 минут.
На них по-прежнему было 9 часов 10 минут, когда я, плача, прибежал домой. Часы больше не шли. Мама обняла меня и сказала, что придёт папа и во всём разберётся.
Когда папа пришёл обедать, мама дала ему мои часы. Папа покрутил колёсико, посмотрел на маму, на часы и на меня, а потом сказал:
– Послушай, Николя, эти часы уже нельзя починить. Но это не значит, что ты не сможешь с ними играть. Даже наоборот: им уже больше ничего не грозит, а смотреться у тебя на руке они будут по-прежнему отлично.
Сам папа выглядел таким довольным и мама выглядела такой довольной, что мне тоже стало хорошо.
На моих часах теперь всегда ровно четыре. Это хорошее время, время, когда пора съесть булочку с шоколадом, и цифры по-прежнему блестят по ночам.
Какой, в самом деле, замечательный подарок сделала мне бабуля!
Мы делаем газету
На перемене Мексан показал нам подарок, который сделала ему крёстная. Это был типографский набор. В коробке лежали разные резиновые буквы, их вставляют в специальный зажим, и можно составлять любые слова, какие захочешь. Потом нажимаешь на подушечку, на которую налиты чернила, такую же, как на почте, а потом жмёшь на бумагу, и получаются слова, написанные печатными буквами, как в газете, которую читает папа и всегда кричит, когда мама у него вырывает страницы с платьями, рекламой и где написано, как готовить еду. В общем, типография у Мексана была классная!
Мексан показал нам, что́ уже успел с ней сделать. Он вынул из кармана три листочка бумаги, на которых в разные стороны много-много раз было написано «Мексан».
– Так гораздо лучше, чем писать ручкой, – заявил Мексан, и он был прав.
– Эй, парни, – сказал Руфюс, – а не выпустить ли нам газету?
Вот это была действительно потрясающая идея, и мы все согласились, даже Аньян, любимчик учительницы, который обычно не играет с нами на перемене, потому что всё время повторяет уроки. Он ненормальный, этот Аньян.
– А назовём-то мы её как, нашу газету? – спросил я.
Тут мы не смогли договориться. Кто-то хотел назвать её «Потрясающий», кто-то – «Победитель», а другие предлагали названия «Великолепный» или «Бесстрашный». Мексан хотел, чтобы газета называлась «Мексан», и он очень рассердился, когда Альцест сказал, что это идиотское название и что он бы предпочёл, чтобы газета называлась «Деликатес», как колбасный магазин рядом с его домом. Тогда мы решили, что название подберём потом.
– А что мы будем печатать в нашей газете? – спросил Клотер.
– Как это что? То же, что в настоящих газетах, – сказал Жоффруа. – Разные там новости, фотографии, рисунки, и всякие истории про воров и убийства, и ещё биржевые котировки.
Но мы не знали, что такое биржевые котировки. Тогда Жоффруа нам объяснил, что это куча всяких цифр, которые печатаются мелким шрифтом и которые его папу в газете интересуют больше всего. Но верить Жоффруа на слово нельзя: он ужасный врун и болтает что попало.
– Насчёт фотографий, – предупредил Мексан, – учтите: я их не смогу напечатать, в моей типографии только буквы.
– Но мы же можем сами сделать рисунки, – сказал я. – Я, например, могу нарисовать замок и разных людей, которые на него нападают, и дирижабли с самолётами, которые бросают бомбы.