Совершив безрезультатную попытку спуститься по лестнице из кабинета — ступени уже потрескивали под языками пламени, — он решил выбросить через окно свои драгоценные журналы, коробки и весь бесценный скарб. На них тут же набросилась вся свора бездельников и принялась топтать ногами и развеивать листы по ветру, тогда как господин О'Бодкинз решился наконец спасаться по лестнице, приставленной к стене.
Но что могли сделать Грип и ребенок?! Их комнатушка имела только узкое слуховое окно, а ведущая к нему лестница обрушивалась, марш за маршем, в огненном вихре. Уже занялись стены из соломы с навозом, и искры, сыпавшиеся дождем на ветхую крышу, грозили вскоре превратить «рэгид-скул» в гигантский костер.
Крики Грипа перекрыли наконец шум и треск пожара.
— Есть ли люди на чердаке? — спросил кто-то из пришедших посмотреть на пожар.
Это была дама в дорожном костюме. Оставив экипаж за углом, она прибежала сюда со своей горничной.
Огонь тем временем распространялся с такой скоростью, что не было никакой возможности погасить его. Поскольку директор был спасен, стоило ли бороться с огнем, если в доме уже никого не было?
— Помогите... помогите тем, кто остался наверху! — снова закричала путешественница, заламывая руки. — Лестницы, друзья мои, лестницы... и спасателей!
Но как же приставить лестницы к стенам, грозящим вот-вот обрушиться? Как добраться до чердака по крыше, объятой густыми клубами дыма, по крыше, где от соломы летят искры, точно от точильного круга?
— Кто на чердаке?.. — спросили господина О'Бодкинза, занятого поисками своих драгоценных журналов.
— Кто?.. Не знаю... — ответил растерянный директор, чьи мысли были полностью заняты собственными бедами и утратами.
Затем память вдруг вернулась к достойному ментору:
— Ах... да... двое... Грип и Малыш...
— Несчастные! — воскликнула дама. — Мое золото, драгоценности, все, что я имею, тому, кто их спасет!
Проникнуть внутрь школы было уже невозможно. Сквозь стены уже пробивались огненные языки. Внутри дома все горело, трещало, обрушивалось. Еще несколько мгновений, и шквальный ветер, который трепал огненные языки как вымпел флагманского корабля, превратит «рэгид-скул» в огненный вертеп[80], в вихрь раскаленного пара.
Вдруг на уровне слухового окна крыша провалилась. Грипу удалось разобрать ее и разрезать дранки в тот момент, когда огонь уже был готов пожрать пол чердака. Паренек тотчас же перебрался на перекрытие конька двускатной крыши и вытащил за собой полузадохнувшегося ребенка. Затем, достигнув части стены, образующей справа щипец, он соскользнул на гребень крыши, ни на секунду не выпуская из рук Малыша.
В этот момент появился огромный язык пламени, буквально взорвавший крышу и распавшийся на тысячи искр.
— Спасите Малыша, — крикнул Грип, — спасите.
И он бросил ребенка на улицу, где, по счастью, какой-то мужчина поймал Малыша на руки, прежде чем тот ударился о землю.
Грип, бросившийся вниз в свою очередь, покатился по земле, почти задохнувшийся. Часть горящей стены тут же рухнула всей массой и едва не накрыла храбреца.
Тогда видевшая все это дама бросилась к человеку, державшему Малыша на руках, и спросила, дрожа от волнения:
— Чей это ребенок, это невинное созданье?..
— Ничей!.. Просто найденыш... — ответил мужчина.
— Хорошо... Он мой... мой! — вскричала она, беря крошку на руки и прижимая к груди.
— Но, госпожа... — начала было горничная.
— Замолчи... Элиза... замолчи!.. Это ангел, ниспосланный мне Небом!
.Поскольку у ангела не было ни родителей, ни семьи, то лучше всего было, конечно, оставить его красивой даме, наделенной столь добрым сердцем, поэтому ее решение было встречено громкими одобрительными возгласами, раздавшимися как раз в тот момент, когда рухнули среди отблесков блуждающего огня последние остатки «рэгид-скул».
Глава VI
ЛИМЕРИК
Кем же была милосердная дама, появившаяся вдруг на сцене таким весьма мелодраматическим образом? С таким же успехом ее можно было бы представить среди бушующего пламени, жертвующей своей жизнью ради спасения хрупкого создания, и никто бы ни на минуту не усомнился в искренности ее порыва, так велика была сила ее сценического убеждения. И действительно, будь даже у дамы на руках ее собственный ребенок, и то она не могла бы так горячо прижать его к груди, как она прижимала Малыша, подходя к экипажу. Напрасно горничная пыталась взять у госпожи бесценную ношу... Никогда!.. Никогда!..