Будьте уверены, он умеет стоять на своем.
Может, мы слишком многого от него ждали. Знаете, как бывает с единственным...
Мы только надеемся хоть отчасти поправить беду. Разве это значит требовать слишком много?
Если бы он нам доверял, хоть чем-то с нами делился. Тогда мы бы лучше могли ему помочь. Он ведь знает, мы знаем, что его поколению приходится нелегко.
У нас у обоих была трудная жизнь. На первых порах нам никто не помогал, пришлось поработать, пока мы достигли нынешнего положения. Но по крайней мере есть ценности, в которых мы не сомневаемся.
Семья.
Бедный Малыш! Вы должны помочь нам помочь ему. Мы никогда не простим себе, если не поможем ему.
Его жизнь только начинается, наша уже наполовину прожита. Это несправедливо, доктор!
Мы всё готовы сделать.
Но что ещё мы можем сделать?
Среда Малыш не раз спрашивал, откуда берутся дети. Мы ему объясняем, а он вечно забывает, пройдет неделя-другая, и он опять спрашивает.
Должно быть, никак не свяжет с тем, что знает на собственном опыте. Преглупое чувство, когда в сотый раз это объясняешь.
Так ведь если не отвечать ему на вопросы, он непременно решит, будто в этом есть что-то постыдное.
Он необыкновенно ловкий. За одно утро выучился на колодке шнуровать ботинки.
Один наш приятель подарил Малышу в день рожденья куртку морского зенитчика. Конечно, пока она ему очень велика. Придется ещё подрасти.
Ронни Йетс. Он начальник вертолетной станции в Венис-Уэст. Помешался на вертолетах во время войны. Малыш обожает слушать его рассказы про войну.
Малыш хочет получить гантели и ещё какие-то спортивные снаряды. По нашему мнению, он и так достаточно занимается гимнастикой. Мы считаем, он уж чересчур занят своей внешностью.
Все время подтягивается на перекладине.
Малышу понадобилась татуировка. Хочет посадить между лопатками черное солнце размером побольше серебряного доллара.
Да, но если когда-нибудь ему надоест, он не сможет от этого избавиться. Говорят, выводить татуировку ужасно больно.
Может быть, он и терпеливый, но не настолько.
Всякий может терпеть боль, но ведь только до какого-то предела, верно, доктор?
Конечно, он здоров. Нe в том дело. Детский врач сто раз определял, что он здоров, это неважно, мы и сами не слепые.
Малыш нашел себе гуру, наставника йоги. Отрастил длиннющие волосы, вид у него ужасный, доктор. Смотреть тошно. Этот гуру живет в песчаном вездеходе на стоянке у порта Сан-Педро. Малыш хочет ехать с ними в экспедицию, в Гватемалу, собирать лечебные травы.
Мы уж ему грозили, грозили. Сразу сказали - не станем давать денег. А они его предупредили, что ему надо пройти и через это испытание.
Но нам даже думать об этом противно, неужели в конечном счете Малыш должен нас слушаться только потому, что мы до сих пор его содержим.
По-видимому, его жена не хочет ехать. Мы только на это и надеемся. У неё на апрель намечены какие-то выступления в полдень и в полночь со стихами на Фермерской ярмарке, и она не хочет упустить такой случай.
Да, но все зависит от того, любит ли её Малыш по-настоящему.
Откровенно говоря, мы считаем, Малыш просто не знает, что такое любовь. В этом вся его беда.
Среда Мы вот чего боимся, доктор... страшно сказать... Малыш хочет нас отравить. На днях мы обнаружили - он в своей лаборатории в гараже пробовал получить метацид. Спрашиваем, что это он делает, а у него лицо стало испуганное, и он сперва ничего не отвечал.
Вы правы. Нам бы надо раньше вам сказать. Но иногда слишком горько смотреть правде в глава. Даже самые храбрые люди иногда ведут себя, как страусы, верно?
Мы слышали, достаточно трех капель.
Он ведь, когда учился в средней школе, получил на городском конкурсе премию фирмы "Бауш и Лом" за успехи в науке, мы разве вам не говорили? И организовал у себя в школе клуб химиков.
И ещё астрономия. Малыш просил на Рождество подарить ему телескоп.
Конечно, он все-таки мало читает. То есть беллетристику. Наверно, в этом смысле он пошел в одного из нас. Его нипочем не засадишь за книжку, если это не какой-нибудь справочник со схемами и формулами. Хотя увлекаться науками - это полезнее, в жизни пригодится.
А вы в детстве никем больше не хотели стать, только доктором?
Вот странное желание.
Малыш такой однодум. Уж если что решил, упрется - не сдвинешь. Вы не представляете, до чего он упрямый.
Ясно, ошибаться каждому неприятно. Но Малыш слишком болезненно к этому относится.
Переменили разговор? Как так?
Но что же нам делать? У нас нет никаких доказательств. Не звать же полицию.
Ну, мы все это выбросили. Когда его не было. Он пока про это ни слова не сказал.
Да, конечно, мы теперь спим не так спокойно.
Не гасим свет.
Конечно, мы сегодня вечером идем к Тернелам. Если отменить, Малыш наверняка что-то заподозрит. Нельзя показать, что мы знаем.
Это у нас сейчас единственное преимущество. Он думает, мы тупицы безмозглые, думает, мы ничего не замечаем.
Нет, как же доктор Гринвич может помочь? Он Малыша и не видал никогда.
Что ж, если мы завтра к вам не явимся, доктор, по крайней мере вы будете знать, что к чему.
Вы не выносите шуточек, а, доктор? Послушайте, если б мы все время относились к этому серьезно, мы бы спятили.
Да вы не беспокойтесь. Вы, значит, хотите, чтоб мы вам позвонили около полуночи, и тогда вы будете знать, что нам не досталось на орехи?
Нет. Малыш собирался с Бертом в театр Уилшайр Эбелл смотреть состязания в йо-йо.
Малыш воображает, что он всемогущий.
Нет. В более узком смысле. Он думает, всякий, кого он видит, обретает блаженство от одного его взгляда. Даже если просто глянет мельком, в толпе. Ну и вот, он старается побольше всюду ходить и ездить, чтобы одарить взглядом как можно больше народу.
Он говорит, такая на нем ответственность.