Она, сверкая в ярости глазами, молча, встала и двинулась к туалетам. Зимин, залпом допив спиртное, пошел следом за ней, ухмыляясь.
Женя, вопреки моим болезненным ожиданиям пошла не к своему фотографу, а на танцпол. Это сначала удивило меня, но потом, я опять некстати кое-то вспомнил, и настроение упало вообще ниже нуля. Остановившись прямо напротив столика Гайченко, она начала танцевать.
Для НЕГО…
Я сжал пальцами столешницу, и сестра тут же повисла на моей руке:
– Они просто друзья, – зашептала Таня, – успокойся…
Она вилась, закрыв глаза… руки скользили по телу… очень эротично.
Он, как-будто почувствовал где она, мгновенно поворачиваясь, и его ледяной взгляд потеплел. Но он не двинулся с места, просто сидел и курил, наблюдая за ней. Гайченко плотоядно пожирали ее глазами, захлебываясь слюной. Но он смотрел только на нее и не замечал этого. Губы чуть заметно улыбались. В его глазах была... - я разглядывал пока до меня не дошло — нежность! Чуть уловимая...
Мне почему-то стало еще больнее от этого.
Женя открыла глаза, улыбнулась ему и поддаваясь сменившейся на более быструю музыке двинулась вглубь сгущающейся толпы танцующих.
Влад что-то сказал Аронову, и, кивнул в нашу сторону. Тот взглянул мне в глаза ровно на секунду, снова отворачиваясь и отыскивая ее глазами.
Нет уж!
Если все в курсе, то надо расставлять точки над «i».
Вырвавшись из рук Тани и, в очередной раз, увернувшись от матерящегося Юрыча, я, ослепленный ревностью, рванул в сторону Аронова. Женя не смотрела на нас, отдаваясь музыке. Подлетев к столу Гайченко и взглянув на Олега, я кивнул головой на чил-аут. Он кивнул в ответ, и поднявшись пошел за мной.
Через пару секунд дверь сзади захлопнулась, отрезая нас от клубного шума. Развернувшись, я упал на диван, он сел в кресло напротив. Мы молча рассматривали друг друга. Он потянулся к бутылке водки, стоящей на столе, и налил в чистый стакан.
– Будешь?
– Да, – мне нужно.
Наполнив второй, он толкнул его по столу ко мне. Выпив залпом, мы закурили.
– Значит, Олег? – уточнил я.
– Так понимаю, Денис? – ответил он мне, поймав настрой.
И мы опять молча сидели и курили, продолжая оценивающе рассматривать друг друга.
Разрушив зыбкую тишину, распахнулась дверь, впуская в комнату шум, музыку, гул голосов и вихрем влетевшую Женьку. Следом за ней ворвался Антон и, схватив ее в охапку, потянул обратно к выходу.
– Не трогай меня! – взвизгнула она, пытаясь вырваться из его хватки.
Мозгами понимая, что нам лучше поговорить без нее, но инстинктивно взрываясь от того, что он притрагивается к ней, я вскочил с дивана.
– Отпусти ее! – рявкнул Аронов, сжимая стакан так, что побелели костяшки на пальцах.
Антон мгновенно разжал руки, и Женя по инерции отлетела от него на несколько шагов, теряя равновесие и плюхнувшись на пол. Бросив извиняющий взгляд на Олега, он вышел. Я снова упал на диван, оглушенный чувством тревоги и надвигающейся катастрофы.
Откинув пряди волос с лица, она тревожно взглянула на нас по очереди исподлобья. Поднявшись, шагнула к столу, обнимая себя руками, словно замерзла. Теперь она старалась не смотреть ни на одного, ни на другого. Олег внимательно разглядывал ее, так же, как и я. Наполнив на треть свой бокал, он подошел к ней и протянул его.
Женя, все еще не глядя на него, взяла бокал и выпила одним глотком, скривившись в отвращении. Подняла на него глаза с горящим в них тревожным вопросом.
– Все хорошо, девочка моя... Все хорошо… – прошептал он успокаивающе, прикоснувшись к ее талии на секунду.
От слов «девочка моя» мое сердце пропустило удар, и сбилось с ритма. Она протянула руку, забрала из его губ сигарету, затянулась и, выдохнув струйку дыма, вернула сигарету ему в губы. Такое их общение показалось мне настолько интимным, что внутри все свело от осознания, что, возможно, мне никогда не стать для нее таким же близким. Я, застыл, скованный болью, отчаянием, безысходностью, наблюдая за немым диалогом двух.
Он бросил докуренную сигарету в пустой стакан, взял её за подбородок и, приподняв лицо, чтобы видеть глаза, несколько секунд вглядывался, пытаясь разглядеть что-то, одному ему ведомое. Поднял бровь в немом вопросе. Она сильно закусила губу и опустила взгляд. Он положил большой палец на ее рот и немного потянул вниз губку, освобождая от вцепившихся в нее зубов, а сам сжал челюсти так, что желваки заиграли на скулах.
Я, как завороженный, наблюдал за происходящим, не имея сил пошевелиться, хотя разум подсказывал – надо как-то вмешаться.
– Б**ть! – выдохнул он срывающимся голосом, прижал ее к себе, поцеловал в висок, и, крепко зажмурившись, вдохнул ее запах так же, как это делал я. Потом отпустил, и резко развернувшись, захерачил со всей дури стакан в стену, разбивая его на множество осколков.
Не сказав больше ни слова, развернулся и быстро вышел из чил-аута.
Мое сердце ощутимо дернулось болью.
Я сочувствовал ему?
Да!
Как только дверь за ним захлопнулась, из её глаз брызнули слезы, и Женька качнулась к стене и начала оседать по ней. Среагировав, я подорвался, подхватывая ее и, сжимая в объятиях, усадил на диван.
Наконец-то…
- Жень… Ты… Как?
– Ненавижу, когда ему больно, – прошептала она, тихо всхлипнув.
Прижал ее сильнее, с облегчением ощущая, как она расслабилась, позволяя нам эту близость.
Меня терзали самые противоречивые чувства, сменяясь как в калейдоскопе с такой скоростью, что я даже не успевал додумывать мысли, проносящиеся в моей голове. Но самую главную мысль я успел уловить: наконец-то со мной.
Что значил его порыв? О чем он спрашивал ее взглядом? Почему ушел? Я одно только понял точно: я больше не могу его ненавидеть. Почему? Сам не знаю. Хреново от собственных ощущений и от того, что с ним произошло сейчас, тоже. Ему так же невыносимо, как и мне. Хотя нет. Ему еще хуже.
Потому что... до меня вдруг дошло, что он увидел в ее глазах. Пусть не все. Но...