Наконец, пресытившись виноградом и ласками, Карен решила удовлетворить свое любопытство.
— Майкл, а что это за новый дом? Достаточно ли удобно в нем будет заниматься любовью?
Он захохотал.
— Мне нравится твой вопрос, и я спешу тебя уверить, что да, удобно, поскольку проект я намерен позаимствовать у индейцев. Непонятно? Ты ведь знаешь, сколь многодетны их семьи, так что не может быть сомнений: их дома удобны для любви.
— Ты собираешься построить индейский дом? А этот роскошный викторианский продать? Но Майкл...
— Ну, хорошо, хорошо, дорогая Карен, сейчас расскажу. У меня есть проект. Я тебе уже говорил, что в Скотт-Вэлли у меня есть земля. Именно там, на этой земле, я собираюсь построить саманный дом. Вроде тех, в которых жили индейцы. Две самых больших спальни, правда, мне бы хотелось назвать их более торжественно и старомодно — опочивальни — будут располагаться почти под землей. А по форме наш новый дом будет круглый, как башня. Ты никогда не была в Нью-Мексико? Нет? О, если бы ты там была, я уверен, сумела бы оценить эту невероятную архитектуру, ведь у тебя прекрасный вкус. Но мы еще поедем с тобой в Нью-Мексико, и не только туда...
Карен помолчала, а потом, пристально глядя на него, словно что-то обдумывая, спросила:
— А нельзя ли пока не продавать этот дом? Ну, хотя бы до окончания строительства нового?
— Но на новый дом, а он будет отделан не так, как дома индейцев, конечно, потребуется много денег. И мой проект «Либерти Пейнтинг» тоже дорого стоит...
— Майкл, я хотела тебе сказать... то есть я хочу сказать... я согласна выйти за тебя замуж. А это значит, мы можем оставить этот дом для себя. Кстати, много покупателей уже обращалось к тебе?
— Пока никого, — ответил Майкл, немного удивленный тревожными нотками, послышавшимися ему в вопросе Карен.
— Слушай, Майкл, давай я куплю у тебя этот дом, а?
Он засмеялся и поцелуем накрыл ее губы.
— Нет, мы будем его совладельцами. Ладно?
— Я согласна!
И они снова упали на кровать. Карен с радостью отдавалась ему в этой прекрасной спальне, в этом прекрасном доме, которому, как она поняла, теперь ничто не угрожает. Никто другой не будет заниматься здесь любовью. Только они с Майклом. А новый дом... Ну, почему не помечать об индейском доме? Главное для творческой натуры — самовыражение. Карен это понимала. Но она понимала и другое — этой натуре надо помочь, чтобы, самовыражаясь, она не потеряла все...
— Карен, — прошептал Майкл, — сейчас я унесу тебя отсюда.
— Куда, дорогой?
— Туда, где мы просто утонем в любви.
Он поднял ее на руки и понес через весь дом к задней двери.
Небо было чистое, звездное, бездонное. Карен смотрела и не верила, что все это происходит наяву. Возле заднего крыльца стояла не слишком высокая, но огромная по диаметру бочка с водой, которая в особо жаркие дни служила чем-то вроде купальни. Майкл погрузился в нее, все еще держа Карен на руках. Нагревшаяся за день вода приняла их тела, и Карен казалось, что она уже не на земле, а на небе, и дивные облака качают ее и баюкают. Очень нежно Майкл усадил ее к себе на колени. Карен ощутила его сильное возбуждение и вскрикнула, когда он вошел в нее...
Может ли быть что-то более прекрасное, чем эта ночь? Карен Митчел сказала себе без всяких колебаний — нет!
Утро застало их на лужайке, под платаном. Они веселились как дети, снимая с влажных тел друг друга прилипшие листья.
А назавтра они поехали на небольшое ранчо в Скотт-Вэлли, к друзьям Майкла — Бернарду и Беверли Даулин, у которых, по словам Майкла, своя конюшня прекрасных лошадей.
Берн, Бев и трое их детей жили просто, по-крестьянски, и Карен поняла, откуда у Майкла возникло желание расстаться с домом в Юрике и переселиться сюда. Да, все здесь благостно, мило, но Майкл — не Берн, а она не Бев. Они с Майклом совершенно другие люди, которые привыкли действовать, а не созерцать.
Именно там она вдруг почувствовала себя... матерью большого мальчика Майкла, которого придется ставить на ноги в этом мире. Ну что ж, она это сделает.
— Джинн...
Карен потрясла головой, стараясь отделаться от навязчивых воспоминаний — не может же она все рассказывать Джинни! — допила кофе, поставила чашку на стол и заявила:
— Я люблю Майкла, но должна тебе заметить: мужчины — другой биологический вид. Ученые это верно установили, но они не учли еще одного нюанса, все мужчины — дети, которые никогда не взрослеют. Это я тебе точно говорю. И чем старше твой муж, тем ближе он к тебе по возрасту. — Она захихикала. — Так что, дорогая моя, подумай, на того ли ты поставила. Того ли зверя ты принялась тропить? Генри Мизерби ненамного тебя старше. Хотя, он англичанин... Может быть, возраст нации способствует взрослению.