На такой подвиг у Кати не оставалось сил. Ладно, душ – тоже хорошо.
Вымывшись, Катя завернулась в полотенце, другое намотала на голову и снова почувствовала себя человеком.
«В сущности, всё не так плохо, – подумала она. – У меня есть жилье, есть работа, за которую, может быть, когда-нибудь мне что-нибудь заплатят. Завтра я поеду и запишусь на подготовительные курсы и на следующий год обязательно поступлю, так что нечего переживать из-за проваленных экзаменов. Я же не мальчишка, в армию меня не заберут. И вообще я молодец! Одна, без чужой помощи, без мамы-папы – в Санкт-Петербурге! Вот приеду на Рождество домой в Псков, расскажу девчонкам – обзавидуются!»
Катя поставила чайник. Она размышляла о том, как удачно разрешилась неприятная ситуация с Сережей. А также о странном «отставном спортсмене», который повадился лазать к ней на кухню за солью.
«Всё-таки этот Карлссон появился очень вовремя, – думала она. – И вовремя исчез. Если бы не он, пришлось бы самой выгонять этого маньяка. Тоже мне – знаток женщин! Нашел себе простушку. Чулки ему с подвязками! Противный такой, жирный, липкий… Одно хорошо – трусливый…»
Катя вернулась в комнату. В «наследство» от Сережи осталась на три четверти опустевшая бутылка вермута и водка. Существовала опасность, что он вспомнит о забытом спиртном и вернется.
«Всё равно не пущу! – решила Катя. – Завтра отдам».
Она присела на диван, налила в чашку немножко вермута. Вермут был итальянский, вкусный. В сумочке у Кати лежала шоколадка. Она не вспомнила о ней, когда заявился Сережа со своим «угощением». И хорошо, что не вспомнила. Сейчас шоколадка придется очень кстати.
Вскипел чайник. Катя спрятала водку в холодильник, налила чаю, очень хорошо поужинала этой самой шоколадкой, чаем и капелькой вермута, расчесала волосы, надела халатик. Спать расхотелось. Она вышла на кухню, перелезла через подоконник.
Ночь была совсем теплая. Откуда-то доносилась музыка. Внизу горел и переливался Невский. Нет, это чудесно – то, что с ней произошло! Кто мог подумать, что она, одна-одинешенька, будет любоваться ночным Невским проспектом! Катя легла грудью на гладкие перила. Внизу, метрах в полутора под ней, был небольшой карниз, на котором крепилась какая-то реклама. Бегущие вдоль карниза огоньки завораживали. Еще снизу поднимался теплый воздух, Катя чувствовала его прикосновение голыми коленками и бедрами, и это тоже было очень приятно.
Внизу столько людей, и никто из них даже не подозревает, что некая совсем юная девушка стоит совсем одна на этой балюстраде, смотрит на них сверху…
Катя чувствовала необычайную легкость. С ней уже бывало такое. Мгновения, когда так остро и сильно чувствуешь себя и всё вокруг, что, кажется, стоит оттолкнуться посильнее от земли – и взлетишь.
Катя скинула тапочки, встала на носки, потянулась вверх и вперед…
И вдруг увидела, как внизу, на карнизе, что-то пошевелилось. Какая-то темная масса…
Катя отпрянула. Сердце ее заколотилось, как у перепуганной птицы. Снова вспомнился рассказ охранника о «сером мохнатом», лазающем по отвесным стенам. Вот ведь гад какой! Нашел, что рассказать…
Наверное, минут пять она боролась со страхом, но потом всё-таки решилась и снова глянула вниз. Точно, там внизу что-то темное…
«Ну и что! – сказала себе Катя. – Может, это какая-нибудь установка, какой-нибудь трансформатор от рекламы? Может…»
И тут темная масса зашевелилась и внезапно быстрым, невозможным для человека движением метнулась вверх. Две огромные лапы ухватились за перила в каком-то метре от Кати, ужасное существо перемахнуло через ограждение…
Катя присела от испуга, пронзительно пискнула и швырнула в чудовище первое, что подвернулось под руку, – собственную тапочку.
…Чудовище ловко поймало тапочку… Остановилось и произнесло глуховатым голосом Карлссона:
– А мне показалось, ты меня позвала. Мне уйти, да?
– Фу-ух! Карлссон! Как вы меня напугали! Что вы делали там, внизу?
– Сидел, – лаконично ответил ее сосед.
– И… Вам не страшно? – У Кати вдруг ослабели ноги, и она опустилась на камень балюстрады. Камень был теплый.
– Страшно? Что страшного в том, чтобы сидеть? – удивился Карлссон. Наклонившись, он положил тапочку рядом с Катей, а сам устроился напротив, скрестив ноги.
– На такой высоте!
– Нет, – покачал головой Карлссон. – Это не высота. Когда я был молодым, я жил в горах. Вот там – высота. Сядешь вечером на краю каменного «лба», смотришь вниз – а там облака, прозрачные, розовые…
– Вы там родились, в горах? – спросила Катя. Карлссон покачал головой:
– Нет. Нам… Мне пришлось уйти в горы, потому что там, где я родился, меня хотели убить.
«Ничего себе! – подумала Катя. – Как интересно!»
– А где вы родились?
– Далеко.
И замолчал. Он явно не хотел распространяться на эту тему.
– Карлссон… А можно спросить, чем вы занимаетесь?
– Я охотник.
– А на кого вы охотитесь, на зверей?
«Что я болтаю? – подумала Катя. – Что за дурацкий вопрос?»