Кира, уловив настроение матери, сникла.
— Что-нибудь не так, мама?
Джоани обняла ее и громко сказала скорее для себя, чем для дочери:
— Нет, нет, милая. Просто непривычно видеть тебя такой взрослой.
Кира в свою очередь обняла ее.
— Можно мне в таком виде показаться Джон-Джону и… другим?
Джоани отрицательно покачала головой, при этом подумав: Джон-Джон придет в ярость, если увидит такое зрелище!
— Нет, дорогуша. Иди умойся. Скоро будет обед.
Кира кивнула и вернулась в спальню. Джоани слушала, как колотится в груди сердце. Кира была похожа на взрослую девушку, причем на красивую девушку. Хуже всего, что она была миниатюрной копией самой Джоани в ее возрасте.
Она залпом выпила стакан красного вина и глубоко затянулась «Бенсоном». Выглянув из окна, она увидела, что опускаются сумерки, и возрадовалась этому. В темноте легче работать…
Жанетта вошла в кухню, сама похожая на разодетую кошечку, и весело бросила матери:
— Она выглядела фантастически, правда, мама?
Гордость, звучавшая в ее голосе, едва не вызвала у Джоани слезы. Но все же она кивнула. Жанетта так редко занималась младшей сестрой, и ей не хотелось испортить картину.
— Она выглядела как маленькая женщина. Но прошу тебя, Джен, не наряжай ее так слишком часто.
Жанетта тряхнула густыми каштановыми волосами и нежно произнесла:
— Не беспокойся, мама, не буду. Я и сама была поражена, когда увидела ее в таком виде. Ты понимаешь, что я имею в виду?
— Понимаю, дорогая. Честно говоря, это меня испугало.
— Чтобы доставить ей удовольствие, я несколько раз сфотографировала ее, а затем отправила в ванную, пока Джон-Джон не узрел. Но ты бы видела, как она позировала! Столько страсти на лице… Прямо артистка…
Джоани взъерошила волосы Жанетты:
— А ты у нас прямо дурашка.
Жанетта засмеялась, но не оттолкнула ее, как обычно, и Джоани воспользовалась ситуацией, чтобы обнять дочь. Вскоре к ним присоединилась умытая Кира — ее фарфоровое личико теперь светилось чистотой. В эту минуту в кухню влетел Джон-Джон.
— Можно принять участие во всеобщем ликовании, или вход только для членов?
— Каких членов?
Голос Киры был заинтересованным, но Джоани ответила шуткой:
— Это зависит от того, у кого ты спрашиваешь, милочка.
Все рассмеялись, включая Киру, которая просто купалась в счастье.
Джон-Джон готов был поддержать благодушный лад, и Джоани была благодарна ему за это. Смех был громким и продолжительным. Она уже давно не была такой счастливой.
Когда, спустя время, Джоани подавала на стол, она, бросив взгляд на детей, почувствовала прилив гордости. У нее — отличная семья. Во всяком случае, они любят друг друга, заботятся друг о друге. Ну, по большей части.
Вечерний ветерок был прохладным; Моника и Джоани болтали, ожидая машину.
К ним подошла одна из девушек Тодда МакАртура. Она была высокой, как каланча, лицо ее, обтянутое гладкой кожей, казалось серым.
— А, вот и ты, дорогая, — сказала Джоани.
Девушка едва кивнула. Ее расширенные зрачки говорили: она не в себе, так выглядят когда очухаются после анестезии. Или вмажут приличную дозу!
Джоани вздохнула. Бедняга не в состоянии работать сегодня.
— Пойдем, проводим тебя до дома.
Девушка отрицательно качнула головой, но было очевидно, что она все-таки сообразила, что к чему, и сообразила по-своему: конкурентки хотят от нее избавиться.
— Оставь ее, Джоани, кончится тем, что МакАртур свернет тебе шею.
У Моники был скучающий голос.
Джоани схватила девушку за руку.
— Ой, напугала! Да она ведь не способна ни на что. Не соображает, что делает!
Девушка попыталась вырваться, но смогла лишь слабо тряхнуть головой.
— Лови такси, Мон.
Теперь уже Моника качала головой.
— И не подумаю, какого хрена нам за нее отвечать!
Джоани повела девушку к ближайшему пабу. Та едва ковыляла, спотыкаясь на каждом шагу.
И что за чудовище этот МакАртур! Настоящий подонок! Говорят, от него отрекся даже отец, мотавший длительный срок за убийство. А мать — приятная женщина респектабельного вида, Джоани видела ее, — скоропостижно скончалась.
Когда она вела девушку через улицу, раздался визг тормозов. Из остановившегося «мерседеса» вышел сам Тодд МакАртур. Его разгневанный вид не предвещал ничего хорошего.
— Куда, черт побери, ты ее тащишь?