— Тебе легко говорить, ведь они надругались не над твоей сестрой, а над моей.
— Моя сестра раздулась от амфетаминов. Ни один педофил не решится приблизиться к ней.
Джон-Джон даже не улыбнулся, хотя часто видел Рини. Ей было около тринадцати, а выглядела она на все двадцать девять.
— А если серьезно, Джон-Джон, ты уверен на все сто, что это — дело рук Томпсонов?
— Это, точно, они.
— Неужели они решились бы на это, зная, кто ты?
Джон-Джон вздохнул.
— Хералд тоже был известный парень в своей округе.
Эрл кивнул.
— Да, это так.
Джон-Джон начал скручивать сигарету с марихуаной, присутствие Эрла его не смущало!
— Поехали обратно! Я забыл кое-что сделать, — вдруг приказал он.
Эрл без слов развернул автомобиль.
Мэнди смотрела фильм, а ее муж наливал себе уже второй бокал коньяка. Ночь была богата событиями.
— У меня дурное предчувствие, Мэнди.
Она оторвалась от экрана.
— Но откуда нам было знать, что такое произойдет?
Она не могла свыкнуться с мыслью, что они косвенно замешаны в исчезновении ребенка.
— Сколько Томпсон отстегнул Ли?
— Двадцать пять тысяч долларов.
Ее муж поперхнулся коньяком.
— Ничего себе! Я и не знал, что так много.
— Ты много чего не знал.
— И все же он легко отделался, Мэнди. Скажу честно: сначала я думал, что она выдумала все это. Сама знаешь, какая она порой бывает…
Мэнди перебила его:
— Такое не выдумаешь, особенно, когда речь идет о твоем собственном ребенке.
Он взболтал коньяк, а затем сказал:
— Мэнди, ты знаешь меня, не могу поверить в это.
Она повернулась на стуле, забыв о фильме.
— Ты о чем это?
Он пожал плечами, и его огромный живот заколыхался.
— Я спрашивал Кэтлин, она сказала: Ли научила ее, что говорить…
— Разумеется, она научила ее, что говорить! Малышка могла бы рассказать такое, что нам всем пришлось бы убраться из Англии!
— Ну ладно, ладно, успокойся. Но, честно говоря, Мэнди, наша Ли любит приукрасить, а Кэтлин — вся в нее.
— Заткнись! — Мэнди была вне себя от гнева. Девятилетняя девочка такого не придумает!
— Но, дорогая, сама посуди, когда бы он успел… ну, сотворить такое, ведь Ли с детьми жила у нас…
— Но почему же ты не сказал об этом ребятам? Раз уж ты так уверен, что твоя дочь — лгунья?
— Именно потому, что она моя дочь, — вот почему.
В этот момент в открытое окно влетел камень. Побледнев, Мэнди выглянула на улицу. Внизу разъяренный Джон-Джон колотил бейсбольной битой по их автомобилю.
— Давайте, зовите фараонов! Не хотите вызывать? Даже когда насилуют детей, вы предпочитаете обходиться без полиции, — орал он с улицы через открытое окно.
Мэнди молчала — нечего было сказать.
— Ну, теперь ты довольна, дорогая? — сказал ее муж.
Она села на диван, уткнув лицо в ладони. Она и не думала вызывать полицию. Она не настолько глупа.
Джоани, как обычно, не спала. Она осторожно вылезла из постели, чтобы не разбудить Пола. В кухне она приготовила себе чай, обильно приправив его шотландским виски. Мэри Браннаг принесла эту бутылку днем — она жалела соседку и хотела уменьшить ее боль.
Джоани достала колоду Таро, перетасовав карты, разложила их на столе. Она смотрела на них, будто они были ее врагами. Она уже давно хотела погадать на свою дочь, но все не решалась. Мэри сказала, что Кира находится у темноволосого человека: это вселяло в Джоани надежду. Находится не значит умерла. Ее девочка еще вернется домой.
Джоани знала, что все считают Киру погибшей. Теперь она боялась, что это подтвердят карты. Она глотнула разбавленного чая, и он немного взбодрил ее, хотя ей не понравился вкус. Затем, опустив голову на стол, она снова заплакала. Плач ее был тихим, не похожим на отчаянные рыдания первых дней.
Она не должна была отпускать Киру в тот день одну, но у нее было столько дел, что она утратила бдительность. После разрыва с Моникой, а значит, и с Бетани, бедняжка Кира навещала лишь Томми. Но в тот день Томми тоже не было дома.
О чем, черт побери, думала Джоани, разрешив ей выйти на улицу. Может, ее ребенок сейчас где-то мерзнет, не зная дороги домой. Может, ее увезли далеко-далеко и продали в рабство — а что, в наши дни такое бывает. Может… Может… Может… Вариантов было множество. Джоани застонала, и стон эхом отозвался от стен. Даже громкая музыка, обычно не смолкавшая в округе, не способна была заглушить его.