— Вот, мама. Выпей и поспи пару часов.
Она печально улыбнулась ему. Теперь она выглядела старой и изможденной.
— Извини, Джон-Джон.
Он ерошил ей волосы, будто она была ребенком, а он — взрослым.
— Ничего, мамочка, ничего.
Оба понимали, что это не было извинением за проявленную твердость.
— Шевелись, толстый ублюдок!
Джозеф Томпсон наблюдал, как сын делает тщетные попытки заварить чай. Огромная масса сильно затрудняла исполнение этой миссии в ограниченном пространстве кухни. Томми обливался потом: было слишком жарко для человека таких размеров. Он выглянул из окна кухни и увидел детей, идущих в школу. Он почувствовал, что сзади стоит отец, и вздрогнул.
— Посмотрите-ка на них: маленькие девчонки разодеты, как дешевые шлюшки. Тебе интересно, да?
Томми было неприятно это слышать, но он, не повысив голоса, сказал:
— Я смотрю на них не поэтому, и тебе это известно. Просто мне нравится, как они непринужденно болтают, как хорошо проводят время, только и всего.
Джозеф презрительно усмехнулся.
— Ясное дело! Давай заваривай чай, толстяк! Через минуту мне на работу. Бутерброды готовы?
— Они в холодильнике.
Больше между ними ничего не было сказано. Спустя десять минут отец ушел, даже не попрощавшись. Томми неуклюжей походкой прошел в свою спальню и с трудом выдвинул ящик из-под кровати. Открывая его, он улыбался.
Ящик был заполнен куклами Барби. Некоторые были одеты, почти у всех не хватало головы. Под куклами лежал набор костюмов и аксессуаров — все, что нужно для того, чтобы всегда быть в форме: от потрясающих розовых мини-платьиц до изящных сумочек и сапожек. Но Томми обнаружил, что они мокрые, и, почувствовав запах мочи, понял, что произошло. Это было уже не в первый раз и уж точно не в последний.
Подавив рыдание, он принялся укладывать кукол в ящик, а костюмы, наоборот, вытащил, чтобы постирать. С его бровей обильно струился пот. Томми стер его мясистым кулаком, смахнув заодно и слезы.
Устанавливая на место головы, он неустанно бормотал одно слово: «Ублюдок».
Кира и Бетани сидели на лестничной площадке и хихикали. Они играли в «резиночку» и были вне себя от счастья.
В отличие от Бетани Кира играла впервые, и игра ей нравилась. Бетани же хотела остынуть и покурить.
— Послушай-ка, пойдем в библиотеку! — предложила Кира.
Подруга с сомнением покачала головой:
— Ты думаешь, это логично? Две школьницы в библиотеке в разгар занятий?
Кира вновь захихикала.
— Об этом я не подумала.
Прыгая, они слышали, как по радио передают лучшие песни. Они не переставали шутить, черпая вдохновение в том, что никто из взрослых не осмелится сдать их матерям. Это сулило бы большие неприятности.
— Пойдем в парк.
Бетани покачала головой и зажгла еще одну сигарету, затем втянула в себя мятный дым и попыталась сделать круги.
— Хочешь подымить?
Кира покачала головой.
— Нет, спасибо, не люблю курить.
Но тут открылась дверь, и высунулась голова Томми.
— Что вы здесь делаете?
У Бетани всегда был готов ответ.
— А как ты думаешь?
Томми оглядел ее: вид был не из приятных, но, одарив девочку ясной улыбкой, сказал:
— Хотите чаю?
Девочки переглянулись и ухмыльнулись.
— С удовольствием!
Хихикнув по случаю приглашения со стороны взрослого, они перешагнули порог его квартиры.
Пол издали заметил кудри Джон-Джона и посигналил ему. Джон-Джон сделал вид, что не услышал, продолжая путь к приятелю. Его карманы были полны «колес», он думал над тем, как бы бросить их поскорее. После сумасшествия девяностых годов цены на «колеса» резко упали. Лет пять назад он получил бы за партию приличные деньги, сбывая таблетки по 25 фунтов за штуку, однако теперь он был рад и 500 фунтам за тысячу.
Тем не менее он все-таки зарабатывал на жизнь, и это было главное.
К тому же он должен был решить еще один важный вопрос и собирался сделать это, прежде чем перейти к делу.
Он толкнул дверь квартиры Карти и крикнул:
— Это я.
— Заходи, дружище!
Карти возился на кухне, готовя партии крэка. Запах был тошнотворным, но в основном из-за переполненного мусорного ящика и нечищенной раковины.
Карти был бледным, и это обеспокоило Джон-Джона. Он еще понимал людей, принимающих таблетки с серотонином, но крэк… Это чудовищно! Кайф продолжается недолго, а после него наступает глубокая депрессия. Травка, по крайней мере, делает человека счастливым, располагая к общению, пусть и не совсем адекватному. Но лучше уж пребывать в мире счастья, чем в аду собственных навязчивых мыслей.