Варвара Федченко
Малышка
Глава 1
6 утра. Я никогда не заводила будильник — в этом не было нужды: я просыпаюсь сама. Утренние часы приносили мне чувство умиротворения, я рано вставала, и посвящала время себе. Контрастный душ, свежезаваренный фруктовый чай, горячие хрустящие тосты, по которым растекается сливочное масло, ранние радио-эфиры, где сонные ведущие пытаются шутить, бодря народ, и иногда зевают прямо в эфире, полчаса неторопливого чтения на подоконнике в кухне. А еще я люблю слушать, как просыпается дом: где-то будят ребенка, говоря ласковые слова и подгоняя, где-то слышен радостный лай собаки, зовущей хозяина на улицу, где-то уже с утра ругаются, выясняя отношения.
Я вставала в 6 утра, даже в выходные. Исключением были ночные дежурства в клинике — там уж как получится. Знакомые считали меня сумасшедшей, их жизненным кредо была фраза Чендлера из сериала «Друзья»: «Сегодня воскресенье. Я не двигаюсь по воскресеньям». Пару раз я пыталась вытащить их утром в парк, но наслушалась такого, что бросила эту затею. Но и я не разделяла их интересы: поздние посиделки в барах и походы в клубы были не для меня. Подруги периодически вытаскивали меня в ночные заведения, но я так и не поняла, что моих сестричек привлекает в таком досуге. Все мои подруги по профессии медсестры.
В 11 классе я неожиданно поняла, что хочу быть врачом. Родители тяжело приняли мое решение, и полгода отговаривали меня. И мама, и папа были школьными учителями, и надеялись, что я продолжу педагогическую династию Малышкиных. Полгода ушло на отговоры, и полгода осталось на подготовку. Моя школьная учительница химии и биологии помнила еще революцию 1917 года (шучу, конечно, но она была очень пожилой женщиной, которая так и не смогла понять сути нововведенной системы тестирования), и помочь с «натаскиванием на ЕГЭ» мне не могла. Был нанят репетитор, с которым мы встречались 3 раза в неделю. Дома я бесконечно учила окислительные и восстановительные реакции, структурные изомеры, формулы веществ и реагентов, вникала в термины «электролиз» и «электрон», силилась запомнить схемы иммунитета, формулы ДНК, рисовала, высунув язык от старания, анатомическое устройство позвоночных…
Биологию я сдала на высокий балл, а вот химию «провалила».
Вступительный балл по химии в медицинскую академию в том году, по сравнению с предыдущим, повысился, и на бюджет я не прошла. Общая сумма 6-летнего обучения в академии (по моим подсчетам) составила бы стоимость всего имущества нашей семьи. Родители настаивали на том, чтобы я пошла на любую специальность в госуниверситет (учитель биологии, химик, эколог), а через год попробовала снова поступить в медакадемию. Но я не хотела ждать! Прием в местный медицинский колледж был закрыт. Но зато в соседнем городе был объявлен дополнительный набор на специальность «медицинская сестра». Туда я и поступила. Все сложилось удачно: в этом городе у маминой сестры была квартира, которая пустовала, и она разрешила мне там жить, пока учусь. Под конец 2 года обучения меня взяли работать в частную медицинскую клинику. Сначала санитаркой, затем младшей медицинской сестрой. Отбор был серьезный, и меня выделили среди нескольких желающих. Это была моя первая победа в этой войне. В войне за право осуществления своей мечты — стать хирургом. Да, еще тогда, в 11 классе я четко поняла, что хочу быть именно хирургом. Конечно, первое присутствие на настоящей полостной операции было для меня шоком. Но, в отличие от второй практикантки, я не жалась к стене, и не прятала глаза от вскрытой брюшной полости. Хотя какое-то время после увиденного, мне казалось, что я поторопилась с выбором специализации. Однако спустя пару дней я осознала, что постоянно прокручиваю в голове сцены операции, и пытаюсь тщательно зафиксировать в памяти действия операционной сестры и врача-хирурга. Придя (спустя неделю) вместе с оперировавшим доктором в палату к тому пациенту, чьи внутренности я имела честь наблюдать, и, увидев его благодарные глаза, я поняла, что выбор сделан верно.
После того, как я получила диплом медицинской сестры, я прошла специальную подготовку по работе в операционно-перевязочном блоке, и меня перевели на должность «медсестра оперблока». Пару раз мне даже разрешали ассистировать. Это был второй выигранный бой в моей личной войне. В одиночестве я упрямо повторяла все действия, которые мне нужно выполнять во время операций. Хирургия — не самая предсказуемая область медицины, и бывает что-то идет не по плану. Но именно поэтому я и хотела довести типовые действия (подача инструмента, материалов, их обработка, помощь при эндоскопии и пр.) до автоматизма. Конечно, особенность хирургического отделения в частной клинике заключается в том, что пациенты здесь лежат с хорошим достатком (все-таки операция и наркоз — дело дорогое), да и набор операций нетиповой. Все они были плановыми (отделения экстренной помощи у нас нет), чаще диагностическими, не было ни ампутаций, ни реплантаций. Очень часто проходили косметологические операции, операции по колопроктологии, лапарокскопия и эндоскопия. Многих видов оперативного вмешательства я так и не увидела — их просто не проводили в частной больнице. Но зато на тех, что были, я не просто присутствовала и помогала, но настолько тщательно все запомнила и впитывала каждое слово врача, что сразу два хирурга отделения отметили мои способности и старательность, и просили работать с ними. Обычно у каждого хирурга есть любимая медсестра: с ней комфортно, удобно, и вместе получается работать как единый, слаженный механизм. И такая честь, оказанная мне, молоденькой девочке сразу после выпуска, стала третьей победой.