Илья спал, скинув от жары одеяло, предоставляя мне возможность рассматривать уже такое родное тело. Но просто смотреть мне уже было мало. Я, аккуратно опустившись на кровать, провела ладонью по плоскому животу, и прижала губы к мужской шее. Илья смешно что-то прорычал, подставляя губы для поцелуя. Мягко прижавшись к его щеке, я потерлась об нее носом, чувствуя, как колет легкая щетина. Всегда нравилось, как выглядят парни, когда пару дней не бреются. Но только теперь я знала и об обратной стороне медали: целоваться либо еще больно, либо уже щекотно. Но меня это совершенно не останавливало! Поцелуй получился нежно-наивным, «утренний вариант» — окрестила я его про себя. Мужчина сонно прошептал:
— Ты вкусная.
— Это клубника вкусная, — так же шепотом ответила я.
— Не в клубнике дело… — поцелуй продолжился.
— Будешь дальше спать? — спросила я, отрываясь от мужчины, чтобы получить глоток воздуха.
Илья что-то невнятно ответил, снова поймав мои губы. Бабочки заволновались. Я тоже. Но мужчина со вздохом разочарования отпустил меня, и поднялся к телефону, который вибрировал на подоконнике.
Если бы я умела рисовать, то я бы запечатлела этот момент. Илья стоял у окна: тусклый свет раннего утра, проскочивший между кронами деревьев, выхватывал кусочки рельефного тела. Я вытянулась на кровати, разглядывая из-под опущенных ресниц мужчину. Разговор опять был тяжелым, судя по ответам Вараксина, ничего не изменилось: обнаружить следы машины пока не удалось. И даже я понимала, что время «по горячим следам» быстро уходит. Они могут успеть пересесть в другой транспорт, уехать в какую-нибудь деревню в области (а каждую не проверишь), бросить машину — залечь на очередной съемной квартире. Но, если я верно поняла реплики Ильи, это все характерно для Гобенко (рецидивиста с большим опытом), а вот второй пассажир, раненый парень, раньше не светился, и мог наделать (от страха и боли) глупостей. На что все и рассчитывали.
После обеда приехал Петренко. Я смотрела на мужчин из окна 2 этажа, они стояли за воротами: Илья курил, выдыхал дым, откидывая голову назад. Петренко что-то быстро говорил, разводя руками. Мне остро захотелось подойти к Вараксину сзади, обнять его, прислонившись щекой к спине.
Петренко уехал, оставив какие-то папки. Илья сел с ними в беседке, заняв точно такую же позу, как я с утра: вытянул ноги на табурет, и, не отрываясь от листов протокола, доедал клубнику. Кошка клубком свернулась на ее коленях. Я с улыбкой кивнула Леониду Егоровичу на его сына.
— Клубнику он не любит, видите ли… Как ты чашку подала, так сразу полюбил, зараза.
— А кошка ко мне не шла на руки…
— Кто? Сойка? Так это его кошка! Она одного хозяина любит. Илюшка ее год назад подобрал. И смех, и грех: они в засаде сидели, а на улице дождь сильный шел, так кошка подошла к машине (видать, окно приоткрыто было) и начала истошно орать. Причем со стороны Ильи подошла. Так орала, что подозреваемый стал на нее смотреть, ну и к машине заодно присматриваться. Ильюшка, недолго думая, схватил эту животинку, лишь бы заткнулась. А она легла на его колени, и уснула. Тут же! — Леонид Егорович хитро посмотрел на меня. — Сидит он весь такой серьезный: в одной руке автомат, в другой наручники, сам в маске и бронежилете, а на коленях кошка. Они еще шутили тогда, что капитан не может участвовать в операции — нельзя будить кошку.
Я умильно улыбнулась. И тут же подумала: так я и есть та самая кошка! Он подобрал меня на улице, с мокрой скамьи на улице Чкалова, и я тоже рыдала, как та кошка, от страха и безысходности. А теперь, как и Сойка, греюсь в его объятиях. И так же, как она, признаю только его.
— А почему «Сойка»?
— Это сценический псевдоним его матери. Соня Сойка. У нас всех кошек так звали. Мальчикам казалось, что если часто произносить ее имя, псевдоним, то она вернется, — отец с горечью сказал последние слова и пошел в теплицу.
Грустно все это… Дети ждали, придумывали какие-то ритуалы, чтобы «вызвать» мать… Открыто я никогда не выскажу сочувствия и жалости (уверена, они ему претят), но всегда буду помнить, что Илья искренне нуждается в женской ласке и заботе — он страдал от ее нехватки с детства.