День был морозный, лицо Ренарде обдувало сухим холодным ветром, и, впивая его ледяную ласку, мэр жадно хватал воздух раскрытым ртом. Небо было ярко-красное, по-зимнему красное, и белая от инея равнина искрилась в первых лучах солнца, словно ее усыпали толченым стеклом. Ренарде с непокрытой головой стоял и смотрел в простор: слева тянулись луга; справа, в деревне, уже дымили трубы - приближался час утренней трапезы.
Внизу, среди скал, о которые он сейчас разобьется, текла Брендий. Он чувствовал, как прекрасная ледяная заря возвращает ему силы и жизнь. Свет омывал его, окружал, преисполнял надеждой. Его осаждали воспоминания - о таких же утрах, о быстрой ходьбе по твердой, звенящей под ногами земле, об удачной охоте на берегу прудов, где ночуют дикие утки. Все радости бытия, которые он так любил, воскресали в его памяти, пробуждали в нем новые желания, распаляли могучими вожделениями его сильное, неугомонное тело.
А он умрет! Зачем? Покончить с собой из страха перед тенью, перед тем, чего нет? Он богат, он еще не стар. Какое безумие! Надо развлечься, уехать, попутешествовать - и все забудется. Разве видел он девочку этой ночью, когда голова у него была занята другими мыслями? Быть может, больше и не увидит? Пусть она преследует его в этом доме, но так же не будет всюду! Земля велика, впереди у него еще много лет. Зачем умирать?
Обводя глазами луга, он заметил синее пятно на тропинке вдоль Брендий. Это Медерик шел с почтой из города за письмами в деревню.
Ренарде вздрогнул, словно пронзенный острой болью, и скатился вниз по винтовой лестнице: он возьмет обратно свое письмо, отберет его у почтальона. Теперь он не боялся, что его увидят, - ему было все равно; он бежал по заиндевевшей за ночь траве и поспел к ящику на углу мызы одновременно с почтальоном.
Тот уже отпер деревянную дверцу и вынимал скудную деревенскую корреспонденцию.
Ренарде поздоровался:
- Добрый день, Медерик!
- Добрый день, господин мэр!
- Понимаете, Медерик, я бросил в ящик одно письмо, а оно мне понадобилось. Верните, пожалуйста.
- Хорошо, господин мэр, вернем.
Почтальон поднял глаза и обомлел - Ренарде стал неузнаваемым: сизые щеки, черные круги под мутными запавшими глазами, волосы растрепаны, борода всклокочена, галстук на боку. Ясное дело: он не ложился.
Почтальон полюбопытствовал:
- Случаем не захворали, господин мэр? Тот внезапно сообразил, что вид у него, наверно, очень странный, растерялся и промямлил:
- Да нет... Нет... Просто вскочил с постели - решил забрать письмо. Понимаете, спал...
У бывшего солдата шевельнулось смутное подозрение.
- Какое письмо? - переспросил он.
- То, которое вы мне вернете. Медерик заколебался - очень уж неестественно ведет себя мэр. А вдруг в письме тайна, политическая тайна? Он знал, что Ренарде не республиканец, и был наслышан о разных хитростях и комбинациях, к которым прибегают на выборах. Он осведомился:
- А письмо-то кому?
- Следователю, господину Пютуэну. Да вы его знаете: господин Пютуэн мой друг.
Медерик порылся в сумке и нашел то, что у него требовали. Озадаченно и растерянно уставился на конверт, повертел его в руках: он боялся и совершить серьезное упущение по службе и нажить себе в мэре врага.
Ренарде увидел, что он колеблется, и сделал резкое движение, порываясь схватить и вырвать письмо. Этот жест убедил Медерика, что дело идет о важном секрете, и он решил любой ценой выполнять долг.
Он сунул конверт в сумку, застегнул ее и ответил:
- Нет, не могу, господин мэр. Раз адресовано в суд, значит, не могу.
Сердце Ренарде сжалось от нестерпимого страха. Он забормотал:
- Но вы же меня знаете. Вам знаком, наконец, мой почерк. Повторяю: мне нужно письмо.
- Не могу.
- Послушайте, Медерик: вы знаете, я не стану вас обманывать. Говорю вам: верните письмо. Оно мне нужно.
- Нет, не могу.
Вспыльчивый Ренарде закипел от гнева:
- Полегче, черт вас побери! Не забывайте, приятель, со мной не шутят. Вы у меня живо с места слетите. В конце концов я здешний мэр, и я приказываю вам - верните письмо.
Почтальон отчеканил:
- Нет, не могу, господин мэр.
Вне себя, Ренарде сгреб его за плечи и попробовал отнять сумку, но почтальон вывернулся, отступил на шаг и поднял свою дубинку из остролиста. Сохраняя полное хладнокровие, он предупредил:
- Не лезьте, господин мэр, - дам сдачи. Поосторожней! Я выполняю свой долг!
Ренарде понял, что погиб; он осекся, присмирел и взмолился, как хнычущий ребенок:
- Полно, полно, друг мой! Верните письмо! Я вас отблагодарю. Получите сто франков! Слышите? Сто! Почтальон повернулся и пошел дальше. Ренарде следовал за ним, задыхаясь и твердя:
- Медерик, Медерик, послушайте: я дам вам тысячу франков. Понимаете? Тысячу!
Тот шагал, не отвечая. Ренарде настаивал:
- Вы разбогатеете... Я дам, сколько спросите, слышите?.. Пятьдесят тысяч... Пятьдесят тысяч за письмо!.. Что вам стоит?.. Не согласны?.. Ладно, сто тысяч... Понимаете, сто!.. Слышите, сто тысяч, сто!
Письмоносец обернулся. Лицо у него было каменное, взгляд суровый.
- Довольно! Иначе я повторю в суде все, что вы тут наговорили.
Ренарде прирос к месту. Конец! Надежды больше нет. Он повернул обратно и, как затравленный зверь, припустился к дому.
Медерик остановился, остолбенело глядя на убегающего мэра. Увидел, как тот вернулся домой, и решил подождать, словно предчувствуя, что сейчас произойдет нечто из ряда вон выходящее.
И в самом деле, почти тотчас же на башне Ренара появилась высокая фигура Ренарде. Он, как безумный, заметался по площадке, вцепился во флагшток и неистово затряс его, безуспешно силясь сломать; потом неожиданно, как пловец, ныряющий вниз головой, выбросил вперед руки и рухнул в пустоту.
Медерик кинулся на помощь. В саду наткнулся на дровосеков - они шли на работу - и крикнул им на бегу, что случилось несчастье. У подножия башни они нашли окровавленный труп с головой, размозженной о скалу. Под скалой текла широкая здесь Брендий, и по ее гладкой прозрачной поверхности тянулась длинная розовая струйка - кровь пополам с мозгом.