Вот так собравшись в амбаре, всей нашей малочисленной женской половиной семьи, матушка резво начала выкидывать из каморки, необходимые мне у Сении вещи. Из проема клети вылетали: какие-то мешки, вязанки, корзинки, после несколько одеял, тонкое и потолще, меховая шуба, как раз моего маленького размера, шапки, куртки кожаная и обычная из плотной ткани синего цвета, шерстяные носки, подъюбники, несколько штанов, видимо еще от мальчишек, оставшихся, потому что здесь женщины и девушки в брюках не ходили.
— Ну, раз матушка и их считает нужным прихватить, то ладно, ей виднее, что в лесу может пригодится… — решила покорно я.
Ну и вишенкой на этом вещевом торте стал небольшой, оббитый железными пластинами деревянный сундук, который уже порядком взмокшая, но целеустремленная и не сдающаяся матушка, выталкивала, скрипя им по полу, из клети. Мы заметив каких усилий ей это стоит, вскочили и подорвались к ней на помощь.
— Ма, ну ты чего? Сказала бы мы подсобили б. — помогая волочить сундук, пропыхтела Боянка.
Я тоже старательно принимала посильное участие, но мои усилия были почти не заметны. Выволочив его на середину амбара, матушка утерев рукавом пот со лба, открыла его и велела Боянке:
— Дочь, ну к сбегай в баню и принеси таз с водой и тряпку, нужно его вытереть… Сестрица кивнув вышла, а я желая помочь хоть в чем-то спросила:
— А мне, что делать?
— Вон бери вещи и в стопки складывай, все с собой тебе уложим, неизвестно, как скоро наведаемся, да и вдруг похолодает рано… Так то оусень уже пришла, еще пару месяцев и все, теплу не бывать… — проговорила матушка, сортируя корзинки и мешки.
Я взялась за выполнение своего поручения.
Провозились мы несколько часов. Под конец сборов, в амбар вошел батька и спросив, как у нас обстоят дела, пригнал братьев, чтоб те, все готовое укладывали в телегу, стоявшую тут же у ворот. Закончив, мужчины ушли кормить скот, а меня матушка, прихватив берегиню и пару мисок и лучин, отвела к реке.
— Ма, а зачем мы здесь? — уточнила я, осматривая пологий берег речки.
— Хочу предков призвать, чтоб уберегали тебя и следили, пока не снами будешь жить… Не могу тебя просто так отпустить… — как-то виновато произнесла она, понимая, что отъезда не избежать.
— Хорошо, а что мне надобно делать? — решила узнать порядок действий.
— Я круг начерчу на песке у кромки воды, ты в нем стоять будешь, молча… — пригрозила мне пальцем матушка, раскладывая на земле, принесенные в корзинке предметы для легкой доступности. — Да и все. Все что нужно, я сама сделаю… — произнесла она, беря в руки небольшой и странный на вид нож, и чертя им круг.
Закончив, матушка велела:
— Вставай туда… — указывая рукой в центр круга, попросила мама.
Я пройдя в круг, расположилась точно по его центру. Матушка молча поставила к моим ногам, обутым в лапти, Василису, нашу семейную берегиню. И воткнув на расстоянии вытянутой руки по сторонам от меня лучины, подожгла их, затем расставила нополненые молоком и медом миски, и встав на колени, начала произносить призыв.
— Прадеды, пращуры родов наших воедино сплетенных, дитя мною рожденное, божьей волей данное, прошу вас уберечь! Покинет меня кровиночка моя, часть крови моей, не по своей воле и не по злу замысленому, а по велению божьиму и волею, их одобренной. Даром обладающей Ведаре, обучение у ведуньи пройти надобно. Жизнь свою на служение божье, дочь моя положить обязана и сердце мое кровью горькою исходится в страхе за нее. Прошу вас охраните и уберегите от бед и напастей внучку вашу. Дабы божье знание обрести сумела и жизнь долгую и радостную про жительствовать смогла, так как Тайей- прядущей отмеряно. — говорила матушка, стоя на коленях, прикрыв глаза и прижав руки к сердцу.
Я в то время, как она все это говорила, ощущала, будто меня кто-то крепко и бережно заключает в объятья, словно кто-то родной и знакомый.
Закончив матушка поклонилась коснувшись лбом земли и поднялась. Подав мне руку, вывела меня из круга и подняв берегиню, недогоревшие лучины, и миски, сложила все в корзинку и взяв меня за руку молча пошла в деревню.
— А… — хотела задать вопрос я.
Но матушка слегка дернув меня за руку, показала рукой, в которой несла корзинку, знак молчания, и мы пошли дальше. Добредя до дома, она кивнула мне говоря:
— Все теперь можешь спрашивать…
— А, кто тебя заговорам научил? Это же ведовское… — спросила я, проходя вслед за матушкой в избу, где уже сидели за накрытым столом отмытые и уставшие родные.