– О-о-о, – стонала Корделия, выходя из ванной, – за что мне такое наказание? Я стараюсь для всех, разрываюсь на части, лишь бы вам было лучше! И что я получаю? Одну только черную неблагодарность! Мало того что ты меня не любишь! Теперь еще и дочь из дома сбежала! Какая же я несчастная! – Она без сил рухнула на диван.
– Корочка! – Встревоженный Малышкин присел рядом с женой. – Я тебя очень люблю, очень!
В голове у Владимира мелькнуло, что, пожалуй, сейчас он любит ее куда меньше прежнего. Память услужливо подсунула ему образ Ниночки Водорябовой, и Малышкин с усилием отогнал видение.
Корделия с трагическим выражением лица возлежала на диване и демонстративно молчала. На самом деле она очень волновалась за Алису, было стыдно и досадно, что распустила руки, но признать это даже перед близким человеком было совершенно невозможно.
– Ну и что мы теперь станем делать? – спросила Корделия возмущенно. – В милицию звонить? – Конечно, охотней всего она бы сейчас обратилась к ясновидящей Ванде, но слишком хорошо знала, что та не станет с ней церемониться и обязательно отругает за что-нибудь. – Вот дрянь девчонка! Где ее ветер носит, кто мне ответит?!
– Не переживай так, я Юле звонил, ее тоже дома нет, значит, они вместе. – Малышкин подвинулся еще ближе и осторожно погладил полотенце на голове жены.
– Ну слава богу! – саркастично улыбнулась Корделия. – Это, конечно, полностью меняет дело!
И она обиженно отвернулась от мужа.
– Нам скоро выезжать, сейчас машина придет за нами со студии, а ты еще не готова… – примирительно сказал Малышкин.
Корделия встрепенулась, резво спрыгнула с дивана и бросилась в спальню, к своему любимому трюмо.
– Позвони в милицию! – крикнула она громко, глядя в зеркало и машинально накладывая макияж на лицо.
– Я лучше полковнику Ягодкину позвоню, помнишь, я у него интервью брал, – возразил Владимир.
Через десять минут Корделия была готова к выходу– сказывался недюжинный опыт. Ее окружал запах модных духов.
– Что сказал твой хваленый полковник?
– Надо подождать. Заявление все равно не примут пока. Рано…
– Какое безобразие! – нахмурилась Корделия. – Никакого порядка в стране!
Микроавтобус уже ждал у подъезда. Сотрудники телецентра за стеклами окон приветственно махали руками. Малышкин привычным движением открыл дверь на салазках, и Корделия опустилась на свободное сиденье, величественно кивнув коллегам, как герцогиня Уэльская. Надо заметить, что Владимира Владимировича сослуживцы встретили более радушными улыбками, чем его супругу.
Когда микроавтобус подъезжал к повороту на проспект Мира, Малышкин увидел Алису, которая выходила со Сретенки на Садовое кольцо вместе с Юлей, высоким парнем и старушкой в больших синих очках. На руках у Алисы была черная собака, а парень в желтой бейсболке беспечно помахивал короткой палкой.
– Корочка, смотри! – радостно воскликнул Малышкин. – Вон Алиса!
Корделия нервно повернулась в его сторону:
– Где?
– Да вон же, слева, на той стороне кольца! Надо остановить машину! – Малышкин так разволновался, что задрожали руки.
– Опоздаем на эфир! – одернула Корделия. – Наверное, домой идет. Слава богу, что жива и здорова.
Было позднее утро, но профессор Серебряков все еще спал на своем старинном диване под клетчатым шотландским пледом. Накануне ночью он лег очень поздно, поскольку раскопал в Интернете такую отличную статью про друидов, что не смог оторваться, пока не дочитал до конца. Теперь ему снилось, что он читает студентам лекцию о принципах управления атмосферными явлениями, которые широко применялись друидами для улучшения видов на урожай или перевода погоды в режим серого ненастья, то есть магического сумрака, или для психического давления на противников.
И вот когда он во всеуслышание объявил, что, с одной стороны, вокруг друидов накопилось столько легенд и сказок, что практически невозможно отделить вымысел от фактов и научных данных, но, с другой стороны, легенды, как и предрассудки, – это обломки древней правды и они всегда имеют под собой более чем твердое основание… Именно в этот момент его разбудил телефонный звонок.
– Слушаю, – сказал профессор в трубку хрипловатым со сна голосом, – здравствуйте дорогая баба Ванда! Конечно! Интересует ли меня Брюс? Еще бы! В любое время дня и ночи готов бежать сломя голову куда угодно! Где? В сквере на Сухаревке? Когда? – Серебряков посмотрел на часы. – Буду через двадцать минут…
Дело шло к полудню. Алиса, Юля, баба Ванда и Швыров уже больше получаса слонялись по скверику на Сухаревской площади, но профессор задерживался. Грызлов, со свойственной собакам и домовым непосредственностью, развалился прямо на зеленой траве газона. Он лежал на спине, закинув заднюю лапу на лапу, и покусывал крупными белыми зубами стебелек сорванного здесь же цветка.
– Эх, – вздохнула баба Ванда, устраиваясь на лавочке, – красота-то здесь какая! Башня как лебедь белая плывет.
Алиса и Юля завертели головами, оглядываясь вокруг, но ничего достойного внимания не увидели. Поэтому они с недоумением уставились друг на друга.
– Да не видят они ничего! – пренебрежительно хмыкнул Грызлов. – Не доросли пока…
Между тем было понятно, что у Швыра таких проблем не наблюдается. Он явно видел вместо проезжей части Садового кольца что-то высокое, потому что стоял, задрав голову в желтой бейсболке, и внимательно разглядывал нечто в пространстве перед собой.
– Неужели и правда не видите? – спросил он девочек. – Вон белые картуши на красных стенах, два крыла и башня посередине. Похоже чем-то на высотку на площади Восстания.
Грызлов потянул Алису за подол юбочки, и она нагнулась к нему.
– Помнишь, как в подвале занавес магический руками развела? Делай так же!
Объяснив Юле, что надо делать, Алиса крепко зажмурилась и захотела увидеть… Когда она открыла глаза, то ахнула от удивления – кругом расстилался совершенно другой пейзаж. Юля тоже смогла его разглядеть, правда чуть хуже, чем Алиса, ведь она это проделывала впервые.