Швыр посветил на него скарабеем. Бедный Грызлов! Как мало в нем осталось от скотч-терьера! Только густые бровки и шапочка волос на темени между вполне барсиковыми ушами. Все, что было ниже, говорило скорее о принадлежности к семейству кошачьих! Что касается совершенно неподобающего псу хвоста, то о нем можно было бы и не упоминать.
Все сгрудились вокруг несчастного. Он стоял, качаясь на тонких задних лапах, но поскуливал вполне по-собачьи, жалобно и убедительно.
– Поспешать надо! Не то мне конец! Ву-у-у-а-у!
– Хватит ныть, – оборвала его баба Ванда, – успеем тебя обработать, зуб даю!
– Давайте-ка действительно поторопимся! – сказал профессор и попросил всех расступиться, чтобы дать дорогу Грызлову.
Тот опять побежал впереди, его не было видно, но из темноты доносилось его недовольное сопение. Чтобы поспеть за несчастным скотч-мутантом, всем пришлось в три раза быстрей переставлять ноги. Хорошо еще, что коридор постепенно стал более узким, поэтому скорость движения опять снизилась. Сначала высоченный Швыр, а потом и профессор стали задевать потолок головой.
Через некоторое время пришлось наклониться и Алисе с Юлей. Торопясь за Швыром, они старались не смотреть по сторонам. Тем более что время от времени слева и справа возникали черные зевы ходов-ответвлений, из которых доносились звуки капающей воды, хрипы, стоны и еще какие-то странные непонятные скрипы и скрежет. Трусихе Юле казалось, что из темной глубины за ними наблюдают чьи-то горящие желтые глаза.
Вдруг Грызлов остановился так резко, что шагавший за ним Швыр едва на него не наступил.
– В чем дело? Что случилось? – закричали все наперебой.
Грызлов ощетинился и грозно зарычал:
– Я чую йерубов!
– А, подумаешь, – пренебрежительно махнул рукой Швыр, – нашел кого бояться…
– Ну не скажи, Миша, йерубы ведь разные бывают! Активные и пассивные… – Баба Ванда, заметив непритворный интерес со стороны слушателей, пустилась в подробные объяснения.
По ее словам, эти шумные хулиганистые духи облюбовали одну из веток Метро-2, ту самую, которая идет от Измайловского парка на дачу Сталина в Кунцево. А прочая нечисть: мортпаззлы, мертверы, смертбусы и некробы облюбовали замороженный после смерти вождя измайловский комплекс подземных сооружений с его огромными залами и длинными переходами, откуда им удалось вытеснить все живое, даже вездесущих крыс.
– Давайте пройдем здесь, – предложил Грызлов, показывая пальцем на ведущий направо ход в стене, – если пойдем прямо, угодим в ловушку, налево, – придется драться с йерубами…
– А мы не потеряемся? – спросила испуганно Юля.
– Да ты что, со мной потеряетесь? – возмутился Грызлов. – Мы уже почти пришли…
Раз в две недели домой к Малышкиным приходила домработница. Она делала уборку: мыла кафель, двери, подоконники, натирала паркет и чистила ковры. После ее ухода Корделия чувствовала себя совершенно разбитой и уставшей. Ужин, как правило, готовил Владимир, и получалось у него очень неплохо. Корделия загружала тарелки в посудомоечную машину, варила кофе или заваривала чай. Потом они сидели за столом еще полчасика, обсуждая последние события, а чаще всего Корделия вела разговор о переезде на новую квартиру. Она уже знала, какого цвета стены будут в спальне и какое ковровое покрытие будет постелено в прихожей. Малышкин давно не спорил, привыкнув, что в конечном счете все будет сделано так, как хочет Корделия.
Малышкин не заметил, как худенькая, голенастая и немножко нескладная молодая жена, добрая и восторженная, превратилась в снежную королеву с замашками рыночной торговки. Он помнил, как они радовались ее первым успехам, как, сидя за кухонным столом, покрытым скатертью в красно-белую клетку, пили дешевое сухое вино, чокались, говорили тосты и целовались. У Корделии был чудесный смех – звонкий, мелодичный и заразительный. Он ничего общего не имел с ее теперешними смешками. Они так любили друг друга… А потом появилась Алиса, их солнышко, обожаемый ребенок. И так хорошо им было втроем!
Когда же все изменилось? Малышкин так глубоко задумался, что, когда очнулся, увидел сначала шевелящиеся губы Корделии, и только потом понял, о чем она говорит.
– Хорошо. Не переживай, я приму меры, честное слово. Я накажу Алису.
– Да уж, будь так добр! Ты вечно потакаешь Алисе, а я вынуждена вести себя как цербер какой-то или следователь ОГПУ! [2] Скоро нам уезжать, а она до сих пор не явилась! У меня уже сердце колет…
Владимир смотрел на Корделию и не узнавал ее.
– О чем ты думаешь, Володя? Где ты витаешь? Вот и Алиса так же! Яблочко от яблони… Ладно. Пошла собираться.
Корделия распахнула шкаф и принялась перебирать одежду, аккуратно висящую на одинаковых плечиках. Хотелось надеть что-нибудь понарядней. Она выбрала три платья и положила их на кровать, встала перед большим, до пола, зеркалом и по очереди приложила их к себе. После недолгих раздумий Корделия остановилась на черном платье с лиловой вставкой. Она привезла его из Парижа. О! Какие воспоминания… И как красиво за ней ухаживал представитель французского телевидения!
Отогнав всплывшие некстати воспоминания, Корделия быстренько оделась и нанесла на лицо дежурный макияж. Гримерше останется лишь чуть-чуть поправить его перед выходом в эфир. Как ни старалась она успокоиться, ничего не выходило. И зачем только она ударила Алису? Как теперь наладить с ней отношения? Еще Корделию волновал вопрос, как это сделать, чтобы не уронить собственного достоинства.
Настроение было неважное, а это обязательно будет видно в эфире… Корделия попыталась натянуть на лицо обворожительную улыбку, но получилось у нее очень посредственно.
У Карлоса пропало ощущение времени. Он стоял у самого края воронки и пристально всматривался в темноту за ее пределами. Свет его фонаря частично поглощался стенками воронки, поэтому он мог видеть впереди всего лишь два-три метра пространства. Глаза привыкли к полумраку, и Карлос понял, что прямо напротив Кокона Велиара находится низкий коридор. Внезапно в этом коридоре стало светлее, и он увидел людей, идущих гуськом друг за другом. Впереди бежало странное животное, то ли кот, то ли собака, следом прошел молодой парень, за ним женщина в длинном балахоне, потом две девочки лет пятнадцати, шествие замыкал старик в старомодном сером костюме. Карлос громко крикнул, чтобы привлечь их внимание, но воронка глушила все звуки, как мокрый войлок. Свет чужого фонаря был виден еще некоторое время, потом стал слабее, и вот воронку опять окружила тьма.