По порядку, заведенному Костей, каждый токарь, сдав обдирку отделочнику, ставил под своей фамилией на доске показателей меловую единичку - так велся учет соревнования внутри бригады. Взяв мелок, Костя провел под всеми единичками толстую черту. Это означало, что за колоннами случилось что-то очень важное.
Как только раздался гудок, Герасим Иванович скомандовал:
- Шабаш!
Станки замерли, и ребята подошли к мастеру.
- Заболела Галкина, - сказал он. - Доктор говорит, придется отпуск дать - может быть, на месяц-полтора.
- И питание, - подсказала Леночка, которая незаметно присоединилась к ним. - Мальчики, вам поклон от Кати. Я отвела ее домой.
- Питание подбросим, - пообещал мастер и спросил у Кости: - Давать еще человека или справитесь?
- Сами видели, - отозвался Сева. - Справимся и вдвоем.
- Ты не прыгай! - не очень строго остановил его мастер. - Думаешь, как проработал часок на трех станках, так и король!
- Ой, он на трех станках работал? - с восторгом прошептала Леночка.
- Да! - сказал мастер, отвечая своим мыслям. - Были у вас руки что крюки, а теперь руки в порядке… Ты, Малышок, на трех станках тоже управишься?
- Должно быть…
- А я непременно собьюсь, - призналась Леночка.
- А на отделочном?
- Справлюсь, обязательно справлюсь! Я уже один раз немножко пробовала.
- Герасим Иванович, в ремонтном цехе четыре «Буша» стоят, а им одного хватит, - неожиданно для самого себя сказал Костя. - Пускай нам лишние отдадут. За колоннами место есть. Вот поглядите!
- Еще что выдумаешь! - удивился мастер, но все же пошел за Костей в конец участка, осмотрел площадь возле самой стены и признал: - Конечно, два-три «Буша» поставить можно, хоть и тесновато. Выйдет на работу Галкина - может, и поговорю с Тимошенко.
- А зачем ждать? - пожал плечами Сева. - Обдирку вдвоем на пяти станках поведем.
- А с отделкой как? - прикрикнул мастер. - Вносишь предложение, так отвечай за свои слова. Отделочный станок нынче только-только справляется. Куда ободранные заготовки сдавать? Думать нужно!
Он ушел, против воли озабоченный. Костя отослал Леночку домой и сосчитал готовые «трубы».
- Сто двадцать! Полторы нормы… Сработали! -огорченно сказал он.
Вместо ответа Сева зажал заготовку, пустил станок, подошел к станку Кости… Все было ясно. Костя обрадовался, подхватил с полу обдирку и зажал в патроне отделочного станка.
- Давай! - бросил Сева.
- Давай! - откликнулся Костя.
В цехе уже было совсем пусто, но за колоннами «Буши» продолжали свое дело. Костя снял первую готовую «трубу», а Сева велел ему:
- Считай!
- До скольких?
- До… ста шестидесяти!
Это значило - двести процентов плана! «Испугал!» - задорно подумал Костя и крикнул так, что в цехе зазвенело эхо:
- Сто двадцать одна!
За колонны, шаркая валенками, прибежала учетчица, старенькая тетя Паша, с замасленным блокнотом.
- Что же вы, не сдаетесь, ребята? - спросила она.
- Не сдаемся! - ответил Сева. - Смена не кончилась!
Фронтовая бригада не сдалась.
Крикнув: «Сто шестьдесят!» - Костя выключил станок и побежал сдавать резцы в заправку и договариваться об электрокаре. Когда он возвратился, Сева уже кончил уборку стружки и сидел на стеллаже, вытянув уставшие ноги на середину прохода. Костя улыбнулся. Ему живо представилось, как завтра заойкает Леночка, как обрадуется Катя, услышав, что, несмотря на все неудачи, фронтовая бригада устояла и впервые сделала двести процентов - две нормы, целую гору «труб», которые так весело блестят, отражая свет ламп.
- Только они - актив! - процедил Сева сквозь зубы. - Только они - новаторы, а Севка - Булкин-Прогулкин… Надавали вам горячих? Съели?
Его слова ошеломили Костю. Стало темно, холодно, точно у него отняли что-то очень большое, светлое, хорошее. Да ведь и то сказать - какие злые, мелкие это были слова.
- Значит… значит, нарочно ты так вот сделал? - через силу проговорил он, желая этим выразить, что его товарищем руководило только желание пофорсить, показать себя. - Я думал, ты на самом деле… а ты нарочно, нахально… - И, махнув рукой, он пошел прочь, чтобы скорее скрылся с глаз неправильный человек.
- Как это можно нарочно на трех станках работать? - насмешливо осведомился Сева.
- Мало что… Ты это со зла, а не сознательно…
- Только вы сознательные?
- Уж не такие, как ты…
Сева вскочил и крепко схватил его за плечо.
- Только вы сознательные! Да? Только вы! - выкрикнул он тонким голосом, глядя на Костю бешеными глазами, и его губы задрожали. - На! На, читай, сознательный! - Выхватив из кармана потертый клеенчатый бумажник, Сева вынул из него и сунул Косте какую-то бумажку.
Это было извещение о том, что среди эвакуированных граждан, зарегистрированных в бюро, Софья Наумовна Булкина не числится и что в бюро также не поступало запросов о местонахождении Всеволода Булкина. Конечно, Костя не смог разобраться, в чем дело.
- Я сегодня это извещение получил, - объяснил Сева. - Помнишь, я в воскресенье куда-то ходил? Это я в бюро ходил… которое об эвакуированных справки собирает. Я там заявление написал, запрос, где моя мама, Софья Наумовна Булкина. - Его голос охрип. - Видишь, мама не эвакуировалась… Значит… ее фашисты в Каменке убили.
- Почем знаешь? Может, и не убили.
- Да… много ты понимаешь! Помнишь, когда я в красном уголке газету порвал? Я ее не порвал… я только кусок вырвал… Читай!
На обрывке газеты был напечатан «Рассказ партизана», и Костя все прочитал.
Один красный партизан перешел фронт и рассказал, что фашисты превратили в «зону пустыни» Каменку, которую они назвали «партизанское гнездо номер первый».
Фашистские танки всё раздавили, фашистские пули убили всех, кто не успел бежать, а фашистский огонь сжег все, что не успели уничтожить танки. Вот и исчезла Каменка - красивый зеленый городок, где до войны люди жили хорошо, богато. Теперь Костя все понял. Он понял, почему Сева так взялся за работу и вступил в бригаду, почему он так изменился. На сердце у него стало тепло и жалостно, захотелось стереть обидные слова, которые он только что сказал товарищу.
- А я думал, ты пофорсить хотел…
Сева стал рыться в шкафчике и закрылся от Кости дверцей.
- Я и пофорсить хотел, дурья ты голова, - ответил Сева, будто совсем спокойно, - чтобы вы понимали… Еще неизвестно, кто сознательнее. - Он помолчал и проговорил совсем тихо, но так, точно грыз железо: - Фашисты - гады. Они хотят везде так сделать - «зону пустыни»… Я их ненавижу больше, чем все вы! Я бы каждого убил своей рукой… Я везде буду первый, и за станком, и все сделаю, что задумал!… - Голос его оборвался, он помолчал, со стуком захлопнул дверцу и поднялся с красными пятнами на щеках. - Где электрокар? Заготовки нужно привезти, резцы из заправки взять. Поворачивайся!
- Ты что сосешь? - с надеждой в голосе спросил Костя, когда они складывали возле станков привезенные заготовки. - Сахар небось?
Уже немного успокоившийся Сева вынул изо рта корочку.
- Не беспокойся, сахар пойдет куда нужно, - ответил он. - Пускай сдохну, если до похода трону запас!
Итак, несмотря на всю свою сознательность, Сева все-таки собирался за золотом.
Прежде чем отправиться домой, Костя забежал в лабораторию к Нине Павловне. Она ходила из угла в угол, а возле стола сидел старенький, совсем лысый доктор из медпункта и задумчиво постукивал пальцами по ручке кресла. Этого человека на заводе уважали, потому что он всегда интересовался, кто болен, кто поправился, всегда шутил, что болеть вредно для здоровья, и всех угощал витаминными таблетками.