Глава четвертая
Весна никогда не начинается сразу: она начинается несколько раз, но сперва у нее получается не так, как нужно. То она забудет закрыть дверь на север - ворвется студеный ветер и все заморозит; то по ошибке выпустит из зимнего чулана снежные тучи; то совсем спутается - и солнце светит, и ручьи шумят, и носы краснеют. Но не надо сердиться на весну - рано или поздно она сделает правильно. Тогда люди скажут: «Да, это настоящая весна!» - потому что сразу видно, какая весна настоящая. Весенним вечером Нина Павловна, отдыхая дома, читала у открытого окна. Закончив укладку рюкзака, Катя села на медвежью шкуру и вздохнула.
- Доктор сегодня мне сказал, что как только я вернусь из лесничества, после праздника, выпишет меня на работу, - сказала она.
- Ты была сегодня на заводе? - удивилась Нина Павловна. - Почему же ты не зашла в термический цех?
- Я вообще никуда не заходила, - ответила Катя. - Я сначала пошла за колонны, вижу - они все работают… Я расстроилась и ушла.
- Ты хотела бы, чтобы они бездельничали? - усмехнулась Нина Павловна, отложила книгу, села рядом с Катей, обняла ее и спросила: - Почему ты расстроилась?
- Просто я никому не нужна, - объяснила Катя. - Я стояла за колонной, смотрела, а у них все идет… очень хорошо. Леночка вполне справляется. Зачем я им теперь нужна? Я больная, а Леночка здоровая… - Она подумала и добавила: - Нина, возьми меня в термический цех! Хорошо?
- Стоило получать квалификацию токаря, чтобы потом переучиваться! Уверяю тебя, что такая стахановка, как ты, нужна в бригаде.
- Не нужна я бригаде, не нужна, не нужна! - затвердила Катя. - А кроме бригады, мне тоже ничего не нужно… Все равно, как только доктор выпишет меня на работу, я пойду за колонны, стану за свой станок… И пускай только посмеют меня прогнать! Пускай только Ленка посмеет! Я буду ее щекотать вот так, вот так!… - И она принялась щекотать смеющуюся Нину Павловну.
Разговор как будто кончился шуткой, но на другой день Нина Павловна передала его ребятам. Это было, когда они шли вчетвером на завод, на холме нагнали Сергея Степановича и пошли медленно, так как Сергей Степанович из-за своей раненой ноги не мог ходить быстро. Такие встречи бывали не раз, и ребята любили эти неторопливые прогулки с парторгом. Обычно он шел впереди, слушал разговоры ребят, иногда вставлял словечко-другое или расспрашивал, как идет жизнь в цехе, в чем нуждается молодежь.
Ребята уже убедились, что он ничего не спрашивает просто так и ничего не обещает, лишь бы пообещать. Из его слов непременно получалось что-нибудь путное, потому что он был деловой и, как говорил Сева, пользовался большим авторитетом.
- Конечно, я сразу отдам Кате ее станок! - поспешила заявить Леночка. - Но только я совсем не понимаю, Нина Павловна, что мы будем делать все вчетвером. Теперь каждый из нас может обслуживать два станка, а мальчики даже три, мы все многостаночники, а станков у нас всего по одному.
- Слышишь, Малышок? - многозначительно произнес Сева.
- А хоть бы и слышал, - ответил недовольно Костя. - Виноват я, что не получается? И Герасим Иванович говорит…
- Что у вас не ладится? - спросил Сергей Степанович.
Ребята рассказали, что именно и почему не получается. Он признал, что это действительно сложно, пожалел, что ничего не может посоветовать, но все-таки совет у него нашелся:
- А почему бы вам не проконсультироваться у инженера Балакина? Он вчера вернулся из командировки и теперь перешел на другую работу. Кстати, мне нужно с ним повидаться. Пойдем, Малышев!
Это было самое лучшее, что можно было придумать. Услышав, что Балакин вернулся на завод. Костя обрадовался, так как твердо верил, что Павел Петрович может решить любую задачу. Вдвоем с Сергеем Степановичем они вошли в здание заводоуправления. В самом конце коридора Костя увидел на двери плакат с четырьмя большими буквами: «БРИЗ». Тут же маленькими буквами было написано объяснение: «Бюро рабочего изобретательства и рационализации». В просторной комнате Костя увидел Павла Петровича Балакина, который развешивал какие-то чертежи по стенам. Сразу же выяснилось, что он такой же, как прежде, веселый и голос у него прежний - звонкий.
- Привет первым посетителям нового заводского отдела! - крикнул он. - Присаживайтесь, прошу вас, Сергей Степанович. Я сейчас сделаю вам маленький доклад о моей поездке. Впечатлений на всю жизнь!
Он стал рассказывать, какой интересной была поездка по заводам боеприпасов, которым он помогал бороться со стружкой. На всех заводах кипит горячая работа. С каждым днем выпуск боеприпасов идет в гору, так как везде складываются фронтовые бригады, везде народ думает, как сделать больше и больше.
- Везде народ думает… - сказал Сергей Степанович. - Кстати, мы пришли к вам с Малышевым по поводу одного замысла. Не можете ли вы его проконсультировать и дать совет?
- Что у тебя опять? - добродушно спросил инженер у Кости. - Хочешь станок сломать? Говори, в чем дело.
Павел Петрович выслушал Костю, делая своим блестящим карандашиком пометки на клочке бумаги. Когда Костя замолчал, Павел Петрович пожаловался Сергею Степановичу, который остался послушать консультацию:
- Этот Малышев все время задает мне головоломки. Беспокойный паренек!
- Вы только что радовались, что народ думает, - усмехнулся парторг. - Вы уж помогите и Малышеву думать…
- Да, головы работают, - задумчиво пощелкал пальцами Павел Петрович. - Итак, в чем дело? Ты хочешь расширить участок за колоннами на два «Буша»… Так… Но если поставить эти два станка на черновую обдирку «труб», то нынешний отделочный станок не успеет пропустить все обдирки. Конечно, можно перевести отделочный станок на двухсменную работу…
- Никак! Это совершенно исключено, - решительно остановил его Сергей Степанович.
- Да, понимаю: ребятам не позволят оставаться в цехе после гудка, ломать и разбивать бригаду. В таком случае, как будто остается такой выход - из двух дополнительных станков один сделать отделочным и таким образом иметь два отделочных при четырех черновых.
- Расчета нет! - испугался этого предложения Костя. - При четырех черновых два отделочных «Буша» ни к чему. - Он призадумался на минуту, еще раз проверил в уме и сказал: - Будет у нас шесть станков на участке. Норма на станок - двадцать «труб», а на шесть станков - сто двадцать. Дадут четыре черновых станка по пятьдесят обдирок - на четыре станка двести обдирок. Двести против ста двадцати…
- Сто шестьдесят пять процентов, - подсказал Павел Петрович.
- Вот видишь, - омрачился Костя. - А мы нынче при одном отделочном да при трех черновых, коли нажмем, сто девяносто, а то и двести процентов даем…
- Значит, получается, что если вы один из двух новых «Бушей» превратите в отделочный, он будет не загружен и процент выработки по бригаде снизится?
- Выходит, так, - вздохнул Костя.
- Все идет к одному, - сказал Сергей Степанович. - Нужно, чтобы два новых «Буша» стали черновыми и чтобы на участка по-прежнему был один отделочный станок. Вот вам головоломка, товарищ Балакин.
- Тогда ладно получится! Севолод считал… Он проценты знает… - быстро заговорил Костя. - Норма на шесть станков сто двадцать «труб», а мы с пяти черновых двести пятьдесят верных обдирок снимем. Двести десять, а то и больше процентов дадим.
- Жадный человек Малышев, - сказал Павел Петрович. Костя смутился: он знал, что жадным человеком быть нехорошо, и насупился.