По мнению Кости, она поступала нехорошо, неправильно и зря обижала хорошего человека.
Косте повстречалась Леночка Туфик, вконец расстроенная, с красными глазами.
- Что Катя делает? - спросила Леночка, всхлипнув. - Ой, Малышок, зачем мы не помешали ей резец заправлять? Герасим Иванович говорит, что это был наш долг…
- Да ну ее, поперечную душу! Помешаешь ей, как же! - пробормотал Костя и сердито двинул тележку к цеховым воротам.
По двору тележка кое-как прошла, хотя дорога была неудобна, а на Гималаях, как называли ребята гору стружек на свалке, началось мучение. Мелкую стружку полагалось сбрасывать посередине свалки, за хребтом из клубков стружки-вьюна. На хребет были проложены мостики, но доски обледенели, тележка все скатывалась, и пришлось обратиться за помощью к ребятам из второй бригады. Сначала Костя помог им выбить из коробки стружку-вьюн, а они помогли поднять тележку на хребет.
- Куда стружку на людей сыплешь! Ворона!
Это сказал Сева. Забравшись с Колькой Глухих в глубокую выемку Гималаев, он курил, как взрослый.
- А ты… ты чего лодыря гоняешь? - проговорил Костя, ошеломленный его наглостью.
- Мало еще я тебя гонял, а то умел бы стружку высыпать.
Дальше все стало неясно. Костя не помнит, как он очутился в выемке, почему пришлось драться не только с Севой, но и с Колькой.
Когда наступило прояснение, оказалось, что он лежит на спине, на нем сидит Сева, а Колька давит на его плечи коленями.
- Хочешь снегом закусить? Хочешь снегом закусить?… - спрашивал Сева.
- Ты скажи, Малышок: поведешь нас в тайгу? Покажешь дорогу к золоту? В последний раз спрашиваем! - сказал Колька.
- Смелые вы - двое на одного! - ответил Костя, задыхаясь. - Больно мне нужно с вами путаться! Сам пойду, а вас нипочем не поведу.
- Дай ему мороженого! - распорядился Колька.
- Кушайте, Малышок! - нежно проговорил Сева, зажимая ему рот снежком…
Послышался голос, тихий, но такой… такой, что все оцепенели:
- Брось!
Все трое вскочили. На них сверху, заложив руки в карманы бушлата и прищурившись, смотрел Бабин.
- Вот чем молодцы занимаются, - отметил он. - Безобразие устраивают, а в цехе стружки - выше головы.
- Он на нас первый бросился, - заявил Колька. - Он все время задирается.
- То резцы пережженные прячет, то кулаками тычется! - с отвращением проговорил мастер. - Идите в цех!
Несправедливость горька, даже если она неумышленна. Мальчики тащили пустую тележку, а за ними шел мастер и читал нотацию, называя Булкина лодырем, а Костю драчуном и обманщиком. Костя молчал… Все обернулось против него. Спрятал он Катин резец? Да, спрятал. Напал он на Кольку и Севу? Да, напал. Но разве мастер поверил бы, что Костю заставили броситься в драку?
В общем, все рухнуло: исчезла надежда стать токарем, и по-иному он смотрит на Катю, и…
Старый мастер присел за свой столик.
- Требуется вас разогнать по разным углам, - решил он. - Лодырничаете! Ты, Булкин, останешься на прежней работе.
- Много наработаю в летних туфлях! - сказал Сева, выставил ногу и повертел ею: мол, гляди сам. - Мои ботинки каши просят, а цех до сих пор спецобуви не дал.
- Нету покамест ордерков на ботинки, - вздохнул Бабин. - Скоро валенки распределять будем. Оно даже и лучше по зимнему времени. Морозы-то крепчают. - Он обратился к Косте: - А ты, Малышев, возьмешь в инструменталке контргайки, найдешь Зиночку Соловьеву и съездишь с нею на строительство завода. Покрутись возле нашей шефской строительной бригады. Больше пользы будет…
Зиночка Соловьева была секретарем комсомольской организации, и без нее, конечно, не обходилось ни одно молодежное дело. Она была маленькая, темноглазая, звонкоголосая, носила шубку и шапку из беличьего меха, но даже самые завистливые девочки не позавидовали бы ей - такая шубка была старенькая и потертая. Может быть, Зиночка была хорошенькая, а может быть, дурнушка - этого никто не знал, потому что ее трудно было разглядеть - так она спешила. Случайно Костя слышал, что она дочь учителя, что в Белоруссии фашисты погубили всю ее семью. Старую беличью шубку достал завод, потому что Зиночка эвакуировалась в одном летнем платье.
В комнату комсомольского комитета, куда с увесистым мешком контргаек явился Костя, все плотнее набивались ребята с лопатами и кайлами. Зиночка озабоченно говорила: «А вот Иван Петров пришел, а вот Федя Кострицын явился, а вот Наташа Олесова» - и отмечала пришедших в списке, стараясь спрятать под шапочку то одну, то другую черную тугую кудряшку.
- Ребята! - крикнула она и вскочила. - Запомните, кто в какой бригаде будет работать. Едем!
Она бросилась в дверь, точно спасалась; все бросились за нею, а Костя вышел последним, но потом в суматохе его оттеснили к середине кузова пятитонной машины, и он ничего не видел, кроме спин. Как только машина тронулась, все запели, и громче всех Зиночка - ее голосок был острый, как шильце, и все высовывался из кучи других голосов. Машину трясло и качало, Костя за кого-то схватился, кто-то схватился за Костю, чья-то лопата больно уперлась ему в бок, но все-таки он сразу привык к этому шумному путешествию. Но вот машина стала раскачиваться с борта на борт, а потом сразу остановилась. Все повалились, засмеялись и начали прыгать на землю. Костя увидел строительство, над которым шефствовал весь город.
Справа и слева стояли кирпичные старые корпуса, а между ними, на большом пустыре, все кипело и снега совсем не осталось. Люди скребли землю лопатами, дробили кайлами, бросали в кузовы машин, а плотники стучали топорами, устанавливая толстые столбы. Все очень спешили, старались, но Костя сразу рассмотрел, что это не настоящие землекопы и плотники, - они были одеты не по-рабочему и не очень ловко обращались с лопатой, кайлом и топором.
Через весь пустырь был протянут полотняный плакат: «Построим цех «Б» за двенадцать дней!» И Костя удивился: даже небольшие бараки в Румянцевке строились летом месяц-два, а тут построй-ка зимой меньше чем за две недели!
Человек с красной повязкой на руке показал приехавшим их участок. Зиночка крикнула: «Ребята, время дорого!» - схватила чье-то кайло и начала бить землю, и комсомольцы наперегонки взялись за работу.
- А гайки куда? - спросил Костя у Зиночки, так как ему стало совестно бездельничать.
- Ах, да! Совсем забыла. Пойдем скорее! Их ждут в цехе!
Они пробежали между двумя кострами, возле которых грелись шоферы, потом между двумя кирпичными цехами и очутились перед новой деревянной постройкой, такой большой, что она все загородила.
На этой постройке тоже был плакат:
«Принимай, фронт, подарок уральской общественности! Цех «А» построен за тринадцать дней».
В громадном, еще пустом цехе было тепло и немного дымно, пахло свежим деревом, горели яркие лампы и гудели, как живые, печки-«буржуйки», поставленные на железные листы.
У Кости отобрали мешок, но он даже не заметил этого.
Присев на корточки, люди зашивали рамы больших щитов тонкими шелевками в елочку. Работа простая, но Костя невольно рассмеялся. Человек, насмешивший Костю, тоже не походил на плотника. На голове у него была высокая каракулевая шапка, на носу - очки в прозрачной оправе, а лицо такое серьезное, будто он заколачивал золотые гвоздики. Но все равно он не умел. Он стукнул раз, и гвоздик ушел в дерево на треть; еще стукнул - очки съехали на кончик носа, а гвоздик лег набок. Тут Костя и засмеялся.
Поправив очки, человек строго посмотрел на него.
- Смеешься? - спросил он.
На всякий случай Костя сделал шаг назад, а женщина, которая пришивала шелевки к этой же раме, назидательно заметила:
- Профессор вообще не любит критики.