И дядя Миша, не долго думая, залез под Малютку, где его уже дожидалась длинная, покрытая мехом платформа на колесиках, позволяющая комфортно работать в горизонтальном положении.
Вскоре на дисплее робота, похожего на чайник, замелькали уже знакомые мне сплетения "кишок" и совсем не известные органы, которые и сравнить было не с чем. Демонстрируя чудеса терпения, дядя Миша управлял микрокамерой, кропотливо зондирующей мир Малютки, словно исследовательский кораблик неизведанные глубины космоса. Потянулось время ожидания...
Непроходимые дебри так называемых вен и водорослей начинали меня утомлять, как, впрочем, и сменяющие друг друга инопланетные органы. Веки особенно потяжелели тогда, когда дядя Миша - черт знает сколько времени! - разглядывал некий пузырь, величиной с футбольный мяч.
На донышке пузыря покачивалась мутно-серая жидкость, как покачивается вода в графине, если его легонько тряхнуть; сам пузырь то и дело сжимался, словно стараясь впрыснуть остатки этой самой жидкости в толстые полупрозрачные вены.
А она все качалась, омывая гладкие стенки. Набегала волнами на стенки, как беспокойное море на берега. Туда-сюда. Туда-сюда.
"Топливный бак", - предположил я, зевая.
Туда-сюда. Туда-сюда. Туда-сюда. Волны. Море...
***
-...шисты! Варвары! Варвары!
Гневный крик выдернул меня из сна и изрядно напугал. Я качнулся на стуле, едва не упав, и спросонья не сразу сообразил, кто и почему вопит? Причем, когда я понял, "кто", мне легче не стало, ибо теперь я мучался в догадках, на чей счет относились столь лестные слова. А если - страшно подумать - на мой?
Кричал Михалыч. И это, надо признать, был страшный крик. Казалось, сейчас мастер выскочит из-под машины и бросится на первого встречного. Понятно, этим первым встречным мне быть не хотелось.
- Нелюди! - с угасающей яростью произнес дядя Миша.
Взгляд упал на циферблат: дрыхнул я почти час. Но что произошло за этот час? И по какой причине добрый-добрый гном превратился в злого и свирепого?
- Что случилось? - рискнул я спросить, как только кулаки (дай бог такие каждому мужику) перестали мелькать в воздухе. - Дядя Миша?
Под машиной тяжело дышали.
- Эх, встретить бы этого гаденыша, - с невероятной досадой и задумчиво прошептал Михалыч. - Эх!..
Не знаю, кем был этот гаденыш, сумевший так взвинтить Михалыча, но то, что им был не я несколько успокаивало.
- Дядь Миша, - вкрадчиво обратился я. - Может...
Он тяжко вздохнул и, не проронив ни слова, выбрался из-под машины - уставший, забрызганный едко-зеленой слизью и злой как черт. Мастер словно побывал в бою, причем там, на поле боя, остались лежать его товарищи, а сражение было проиграно вчистую.
- Значит так, Серега, - сказал он жестко. - Есть две новости: плохая и очень плохая. С какой начать?
Наверное, я побледнел. Побледнеешь тут, когда тебя ставят перед выбором: повеситься или застрелиться?
- Начни с плохой.
- Машину уже не спасти, - сказал он мрачно.
И голова пошла кругом. Интересно знать, что тогда собой представляла очень плохая новость? Впрочем, теперь ее содержание меня мало беспокоило.
- Слишком долго ее мозг, - зачем-то вдруг принялся разъяснять дядя Миша, - был отключен. И я думаю, что она сама это сделала. Вы ведь наверняка перевозили ее в отсеке космолайнера для обычного груза?
В его голосе почему-то появились нотки упрека. Я молча кивнул и подумал: какая к черту теперь разница? Но Михалыч не унимался.
- Насколько я помню, в таких отсеках всегда понижают температуру, чтобы экономить энергию, и поэтому замерзнуть там живому существу - раз плюнуть.
- Но торговец сказал, что она без проблем адаптируется к любому климату,- робко возразил я.
- Ублюдок твой торговец. Самый настоящий фашист. Его бы в этот отсек. - Михалыч на миг замолчал, и я понял по его лицу, что сейчас он мне сообщит новость номер два. - Хотя, я не спорю, - начал он рассудительно, - она перенесла бы полет благополучно, если... - Он вновь замолк. - Ты лучше взгляни на экран робота, и сам все поймешь.
Я взглянул, и мне вдруг показалось, что кондиционеры заработали в усиленном режиме. Там, на дисплее, в чреве инопланетной машины, в клубке водорослей шевелилась крохотная копия нашей Малютки. Ее... ребенок.
- Да, Сережа. - Я вздрогнул, когда Михалыч положил мне руку на плечо. - Она поступила так, как на ее месте поступила бы любая мать: пожертвовала собой ради спасения собственного чада. Отключила подачу энергии там, где это было возможно, и сконцентрировала ее вокруг малышки, чтобы не дать той замерзнуть.
В голове не было ни одной разумной мысли. Каким образом спасать карьеру? Как быть с полумертвой Малюткой и ее детенышем? Извиняться перед Михалычем за то, что втянул его в такое дело, или вновь умолять бывалого мужика о помощи?