У меня руки-ноги на месте, трудится не боюсь, надо будет, и туалеты мыть пойду, любой труд заслуживает уважения.
Не найдется клад или нечто другое среди наследства, и так прокормимся, ничего.
Выживаем, но зато живем! Лучше так, чем прозябать здесь в тепле да красивом платье, блаженно ожидая, когда тебя прихлопнут словно надоедливую муху.
9
– Мама, а это что?
– Это вяленое мясо. Хочешь попробовать? – спрашиваю у Печеньки и после ее энергичного кивка даю ломтик.
– Вкусно. А это зачем? – Пенелопа пальчиком другой руки, в которой не зажат ломоть вяленого угощения, тыкает в жемчужинку на блюдце.
М-да, твоя мама чем только не занималась, пока ты в садике была!
После аптеки я отправилась на поиски провианта в дорогу, а после вернулась домой, и еще раз осмотрела все комнаты, и особенно тщательно спальню Эрин.
Бинго!
В одной из шкатулок нашлась заначка наличных денег – не слишком большая по местным меркам сумма, но лучше, чем ничего, потратилась я сегодня прилично – и несколько украшений, очевидно, дорогих сердцу молодой женщины. Возможно, их дарителем мог быть Ник из тех времен, когда они с Эрин и Анной еще были друзьями, а может и нет.
Мое же сердце на эти вещи не откликается никак. Можно будет продать или выменять, берем с собой – пригодятся. На платьях удалось только пуговички жемчужные в тарелочку, чтобы не рассыпались в разные стороны, срезать, никаких других ценностей в гардеробе больше не обнаружилось.
– Это нам в дорогу, – говорю и ссыпаю жемчуг с блюдца в мешочек.
– Мы правда-правда уезжаем? –спрашивает Печенька с набитым ртом.
Глазки так и сверкают в свете лампы.
– Правда. Ты расстроилась? – продолжаю сортировать и складывать вещи в рюкзак.
Интересуюсь как бы невзначай, но на самом деле осторожно жду ответа. Такая внезапная смена обстановки может сильно навредить ребенку. Но ничего не поделать, уехать мы должны обязательно.
Пенелопа качает головой и улыбается, демонстрируя ямочки, испачканные маслом от вяленого мяса.
– Мама же со мной. Мне больше никто не нужен, только мама.
– Ах, – прижимаю шутливо руки к сердцу, – Прямо в сердечко! Удар любви от моей Печеньки попадает в цель!
Девочка смеется:
– Мама, ты такая смешная!
Пенелопа засыпает на кровати, наблюдая, как я, сидя на полу рядом, собираю вещи.
– Спи сладко, малышка, – шепчу пожелания, чмокая ребенка в лоб, и укрываю ее одеялом.
Вещи собраны, а сна из-за напряжения ни в одном глазу. Видимо, я даже подсознательно не позволяю себе расслабиться на территории этого подлеца маркиза. Так и провожу остаток ночи, то засыпая, то пробуждаясь словно в каком-то дурмане.
С рассветом бужу Пенелопу, и ожидая того, что она начнет капризничать, уже готовлюсь мысленно, как буду отвлекать, но ребенок до ужаса послушен. И хорошо, и в то же время плохо. Все же дети должны балагурить, робкое послушание и осторожность не есть хорошо.
Караван отправляется с торговой площади. Крепко держу за руку зевающую Печеньку, с купцами я договорилась вчера, так что сегодня мы без проблем садимся в полупустую крытую пологом повозку и отправляемся в путь.
Пенелопа засыпает еще до того, как скрывается за линией горизонта городок Кельн.
Равнодушно смотрю на проносящийся мимо пейзаж сквозь щель в плотной ткани, которая и служит крышей, оберегающей товар от дождя. Снаружи доносятся голоса разговаривающих между собой наемников, которых нанял хозяин каравана для охраны. Под их неразборчивый, монотонный бубнеж ко мне наконец приходит сон.
Следующие три дня ничем примечательным не отличаются. Та же дорога, те же люди, с которыми мы сблизится не пытаемся, и это взаимно, то же вяленое мясо да вареные яйца, которые я приготовила перед дорогой и которые успели вчера закончится.
Вся эта поездка напомнила мне моменты из детства о путешествии на поезде с мамой. Я плохо помню куда мы ехали, но хорошо отпечаталась в памяти вся эта атмосфера пути длиной в несколько дней, и мерный стук колес по рельсам… как в электричке…
Действительно ли моя жизнь оборвалась так внезапно? Погибнуть без боли для многих благо, но мне, как бы странно это ни звучало, было бы намного легче, если бы я была тогда в сознании. Легче не в тот конкретный момент, а сейчас – смириться со всем этим.
Как там мама с папой, они уже должны были узнать печальные вести…А Настя и наши общие друзья, как дела у них?
Я скучаю по всем вам, очень…
Нет, хватит, теперь меня зовут Эрин, мне двадцать четыре года – это узнала с помощью обнаруженных в доме бумаг, хотя выгляжу моложе – и я мама Пенелопы, маленькой девочки, у которой кроме меня больше никого нет на этом свете.