Вы подумали о том же, что и я?
Самоубийство…или же доведение до него, а может, и замаскированное убийство.
Увы, мне память хозяйки тела не досталась.
За это реально обидно! Настя, или бог сюжета, кто там у вас главный, вам жалко, что ли было?!
Ну подруга-то вряд ли имеет к моему попаданию в написанный ею роман дело, насколько я могу судить за три с половиной года жизни с ней в одной комнате никакими сверхъестественными способностями она не обладает, а если обладает, то пусть только подождет, вот выберусь отсюда и устрою ей.
Сжимаю свидетельство о рождении Пенелопы, делаю глубокий вдох и пробегаюсь глазами по каждой строчке.
В графе мать значится имя: Эрин Синклер, на соседней строчке прочерк. Отец неизвестен.
Если бы не сидела на полу, точно бы рухнула вниз, ноги бы, даже такие длинные и стройные, как у модели, меня бы вряд ли удержали. Логическая цепочка рассуждений в этой абсурдной ситуации приводит к единственному выводу.
Черт возьми, я стала матерью будущей злодейки неоконченного романа, написанного моей подругой! Эрин Синклер – это теперь я!
А мое тело?! Что случилось со мной, там, на Земле?
Утром я точно была в комнате родного студенческого общежития, несколько раз переставляла проклятый будильник на телефоне, пока Настя, та самая романистка и по совместительству моя соседка, не запустила в меня со своей койки подушкой; потом не завтракая, собралась впопыхах и едва успела на утреннюю электричку, заняла свободное место у окна и благополучно задремала, дорога из студенческой деревни до главного кампуса универа не многим немало съедает час жизни в одну сторону.
Больше ничего не помню. Проснуться должна была после объявления гнусавым голосом из громкоговорителя моей станции. Это уже отработанный на практике инстинкт, проспать и проехать дальше не получается.
Я умерла? Сердце во сне отказало? Или что-то случилось с электричкой, авария на путях, теракт? Если так, то погибла я безболезненно. Не могу вспомнить боли или иных подозрительных ощущений.
Иронично. Права была мама, когда я еще жила с родителями, и ей приходилось будить меня в школу, говоря, что даже смерть меня не разбудит. Все так и оказалось.
Если, конечно, я действительно умерла…
Ну вот, стоит подумать о маме, и снова слезы на глаза наворачиваются.
А я и на Новый год домой не поехала, досрочно сессию сдавала, чтобы все январские каникулы не зубрить, а пахать на сменах в кафе, денег подкопить благодаря двойному праздничному тарифу и щедрым чаевым, сделать родителям на годовщину свадьбы сюрприз – поездку к морю на двоих.
До конца семестра чуть-чуть оставалось, уж летом точно буду дома, так я думала. А судьба распорядилась иначе.
Поджимаю колени к груди и обнимаю себя руками. Опускаю голову вниз. Снова реву, оплакивая необратимость бытия и прошлую жизнь. Так и обезвоживание недолго заработать.
– Мама.
Тонюсенькая ручонка легким как перышко движением касается плеча. Ну вот. Проснулась.
«Я не твоя мама, девочка!» – хочется жестоко огрызнутся.
Но я держу свою боль в себе, позволяю ей терзать мое собственное сердце, но не вырываться наружу. Выместить злобу на неповинного ребенка – это никак не поможет, а только добавит мне потом, когда приду в себя, очков вины. Обратно меня эта вспышка гнева точно не вернет.
Пенелопа Синклер после смерти родной матери воспитывалась в сиротском приюте, но перед совершеннолетием на пороге появился отец девочки и забрал дочь…только для того, чтобы выдать ее замуж вместо своей драгоценной Корделии, главной героини недописанного романа моей соседки и лучшей подруги Насти, название которого со слов автора «в доработке».
– Мама, тебе плохо? – тоненько звенит детская тревога.
Мне очень плохо. Мне ужасно. Я хочу домой, хочу к своей маме.
Горло снова сдавливают рыдания. Ненадолго, однако, хватило моей собранности. Что ж, особых трудностей и невзгод если не считать студенчества в общежитии за сотни километров от родного дома я в жизни не знала, и поэтому, как переживать подножки судьбы опыта не имею. А посему, не судите строго за эти истерики.
– Ничего, мама. Пенелопа с тобой, ты не одна, – меня гладят по плечу крохотными пальчиками.
Детский шепелявый голосок играет на струнах сердца. Я медленно отнимаю лицо от колен и поднимаю взгляд на будущую злодейку.
Девочка, до боли похожая на настоящую меня, не ту, какая я теперь, а ту меня, что осталась в прошлом. В той чертовой электричке – лучше бы я прогуляла первую пару – или же в далеком детстве.