– Иди сюда, – шепчу хрипло я и обнимаю кроху, не дожидаясь от нее ответа.
Она даже не догадывается, что ее мамы уже больше нет. Бедный, несчастный ребенок…
Не меньше нее нуждаюсь в этом незамысловатом жесте, в утешении, что приносит тепло от прикосновения неравнодушного перед чужой грустью человека. Прижимаю Пенелопу к себе крепче.
Какая же ты маленькая, беззащитная…Физическое воплощение того, как я себя чувствую в этом чужом мире, где нет никого, кого я знала и любила. Полностью зависимая от меня, нуждающаяся в моей, той, что сама о себе не может позаботиться, опеке.
Мне не вернуться назад. Вот простая истина, с которой несмотря на обиду и злость, непонимание происходящего, вынуждена смириться.
Начинать заново всегда страшно. Новый мир, незнакомые порядки. Я боюсь всего и всех.
Конечно, легче всего быть одной, отвечать за себя и больше ни за кого. Думать о себе и заботиться прежде всего о собственных интересах и потребностях. Но в то же время…
Страшно остаться одной. Не нужной никому. Той, кого нигде не ждут и по кому не скучают.
Она назвала меня мамой. Меня. И еще она до боли похожа на ту, настоящую меня, отражение которой мне больше не суждено увидеть в зеркале.
– Прости, что испугала. Маме просто приснился страшный сон. Да, всего лишь сон…
Пенелопа пахнет молоком и чем-то по-детски сладким.
Тонкие ручки обнимают меня в ответ. Кажется, что они притягивают меня к себе сильнее гравитации, становятся точкой отсчета всего в моей системе координат, нарушая все законы вселенной, которые мне известны.
– Мама! – ее тельце трясет от собственных рыданий.
Внутри что-то сжимается, а в груди селится незнакомое ранее чувство, которому сложно дать название.
– Ну-ну, не плачь. Мама здесь, Печенька, – глажу рукой мягкие кудряшки, не разрывая объятий.
– Печенька?
Девочка внезапно замирает. А голосок, такой любопытный!
– Да. Пенелопа. Печенька. Нравится?
– …Ага.
Я опускаю руки и вытираю слезы, сначала у ребенка, потом у себя.
– Ох, мы с тобой сейчас такие красотки! Наревелись, а еще даже не обед. Теперь ходить с опухшими глазами!
Карие глаза Печеньки расширяют от испуга.
– Мама! Садик! Я не пошла в садик!
Ох, елки-палки!
Мать из меня никудышная, что ж поделать, я в этой роли от силы пару часов. Но…детский сад? Странные тут порядки, однако.
Настя, черти тебя побери, что за ересь ты написала? В небе летают драконы, эпоха, судя по мебели позднее средневековье, так что еще за детский сад? Разве не господствует здесь домашнее начальное образование или что-то вроде?
История не была моей любимой дисциплиной в школе, и кажется, моя драгоценная подруга-писатель разбирается в ней еще хуже, чем я. Хотя всегда можно все пробелы свалить на уникальное творческое видение автора, что Настя с успехом и делала.
Ну уж это точно ждет, заключаю я.
В животе у Пенелопы тихонько урчит.
– Голодная?
3
Печенька кивает, робко улыбнувшись. Отстраняется. Опускает голову, пряча лицо за волосами.
Ну что за милашка, так бы и затискала, но держу себя в руках, ребенок явно пытается сохранить с матерью некую дистанцию, видна эта робость и неуверенность в движениях.
А еще настораживает меня момент, что, когда я только проснулась, из-за резких движений, девочка зажмурилась, будто ожидая от разбуженной ею родительницы удар.
Голова у меня, по правде говоря, совсем идет кругом. Но сейчас не время предаваться собственному унынию. Детям нужно кушать каждый день и обязательно сбалансированную пищу, во всяком случае так мне говорили родители в моем детстве.
Документы и все остальное подождет.
– Эмм, Печенька, проводишь маму в кухню?
Пенелопа оживленно кивает.
Будь она постарше, могла бы что-то неладное заметить в поведении родительницы, но в настоящее время будущая антагонистка романа еще слишком мала, чтобы быть подозрительной.
Это лет через тринадцать она станет героине палки в колеса совать, а сейчас, совсем ведь еще малютка, что без взрослого рядом долго не протянет. Не могу представить, что такая кроха вообще когда-нибудь совершит непростительные поступки, как было прописано в романе.
Девочка возбужденно бежит к двери спальни и привычно распахивает ее настежь, оглядывается, ждет, что я последую за ней. Так и поступаю.
Платьице на ней короткое, ножки голенькие и такие же худенькие, как и ручки. Ребенок в этой неполной семье из матери и дочери очевидно не приоритет, замечаю про себя.