Ее спаивали. Незаметно и умело. А ещё пpофессионально вытягивали информацию.
— Представляю, как тебя проклинали монахи, — хмыкнул мужчина и спросил с прищуром: — Χоть помнишь, зачем это сделала?
Юля вскинулась — все она помнила. И никогда не забудет. Полет в ночи. Переполненность энергией — когда еще чуть-чуть — и через край. Οщущение того, что весь мир как на ладони. Потянись — и он рядом. Дотронься — и отзовется.
Она слышала шум морских течений, брань птичьей переклички над морем, видела неспешные раздумья поросших деревьями скал, яростные, наполненные огнем сны вулканов и ледяную резвость крошечного родника в горах.
К вулканам ума хватило не соваться. Зато мольбы погребеннoго на морском дне острова уловила. Как и многое, многое другое, что хотелось исправить. Куда тянулась душа. Что посчитала верным и в силах.
— Не переживай, отец восстановит башню, — Совенок встал на защиту своей ассары, — главное, что ты осталась в живых.
— Не поспоришь, — развел руками Кайлис, добавил ещё мартини в бoкал и заверил: — Я тоже рад, что ты выжила, драгоценная. Не пойму толькo, как тебя не разнесло от такой прорвы энергии после озера. Не поделишься рецептом?
Юля покачала головой.
— Прости, братец, это женское. Ты не повторишь.
Кайлес свел брови. Тряхнул головой. И вдруг рассмеялся. Юля с Шестым недоуменно переглянулись. А кузен уже захлебывался от смеха, хлопая себя по коленям.
— Прости, — повинился, вытер несуществующие слезы и пояснил: — Просто представил лица братьев, когда ты им такое заявишь. Столько лет женская сила считалась никчемной, ненужной и опасной, а ты одной ночью утерла им нос.
Посерьезнел, кивнул на живот.
— Это они, да? — спросил.
— Не знаю я, — занервничала Юля. Мысль, что ее будут допрашивать, обвинять в разрушениях — «Простите, а часовню тоже я?», — стылым облаком спустилась в желудок, и срочно захотелось ее запить. Исключительно для храбрости. Кайлес поощрительно улыбнулся.
— Юля!
Она как раз показывала размеры поднятого острова, а потому излишне резко повернулась на гңевный оклик Четвертого. Пол выскользнул из-под ног, голова закружилась. Совенок испуганно вскрикнул, но мужчина успел подхватить, сжал в объятиях.
Юля подняла взгляд на разгневанное лицо любимого. Рука сама потянулась разгладить сведенные брови. Пройтись по сжатым губам.
Фильярг дернулся. Попытался сопротивляться ласке, но сдался. Лицо расслабилось, на губах мелькнула тень улыбки, а вот голос был злым:
— Напоил зачем?
— Исключительно с терапевтической точки зрения. У девочки был стресс.
— Стресс будет у тебя. Дай только закончить с делами, — рыкнул Четвертый.
Поставил Юлю на ноги, отодвинул, оглядел черное кружевное платье, в пол, с открытыми плечами, корсетом, обтягивающим силуэтом и крупными воланами, расходящимися от бедра.
— Это ты называешь приличным платьем? — возмутился.
Кайлес флегматично пожал плечами.
— Лучше, чем то, что на ней было.
Четвертый опасно прищурился, и Юля, ощутив, как сгустился воздух, прижалась сладкой кошкой. И ее обняли, отвлекаясь от вечно нарывающегося кузена. А тот поднялся, снял со спинки дивана черную меховую накидку, подошел и, не обращая внимания на потемневшее от ярости лицо брата, накинул девушке на плечи.
Развернул.
— Не позволяй себя менять, драгоценная, — прошептал. Подарил поцелуй в лоб, сказав на прощание: — Мартини будет всегда ждать вместе со мной.
Юля шла за Четвертым и улыбалась. Виной тому был, конечно, алкоголь, а не притиснувший к себе Фильярг и опалившее щеку его горячее дыхание:
— Как я соскучился.
Правда, он тут же отстранился, чтобы крепко ухватить за руку и провести через портал, но тепло его дыхания ещё долго ощущалось на коже, даря радость.
Дворец встретил затишьем, какое бывает перед бурей. Совенок встревожился. Кажется, они шли в какую-то важную часть дворца, с которой у него были связаны плохие воспоминания. Юля потянулась через связь, успокоила. Измотанный переживаниями деть не отходил от девушки целый день, да и теперь все время норовил быть рядом. И она, ощущая вину, старалась быть внимательной к ребенку.
По мере того как они подходили к высоким помпезным дверям, оттуда нарастал гул голосов. Но Фильярг повел их в обход, к обманке-стене, за которую они шагнули вместе с сопровождавшими их безмолвными.
Огромный зал был заполнен туманом и светом. Туман вяло шевелился на полу и потолке, а свет испускали колонны-трибуны, на вершинах которых в ложах сидели люди. Сотня, не меньше. Перед ними в просторной ложе такой же колонны, вoзвышаясь, восседал король. За его спиной витязями поддержки стояли сыновья. Юля насчитала четверых.
Они с Фильяргом, незамеченные, остановились позади. Только Третий что-то почувствовал, обернулся, приветственно кивнул и снова вернулся к своим обязанностям.
— Большое зимнее собрание, — еле слышно прошептал на ухо Четвертый, прижимая девушку к себе.
Юля с любопытством крутила головой. У нее была куча догадок, зачем она здесь. И пока шло обсуждение уровня налогов на следующий год, пошлин на ввозимые товары, смены поста какого-то советника — да-да, управление другого мира мало чем отличалось от родного — успела заскучать.
Собравшиеся голoсовали колоннами. Да — синий, нет — красный. Желтый — вопрос к его величеству. Воздержавшихся не было — огонь, видимо, не терпел нейтралитета.
И все шло нормально ровно до вопроса:
— Ваше величество, до нас дошли слухи о пропаже госпожи ассары. Это правда?
Шестой напрягся, вцепляясь в Юлю, а вот Четвертый, наоборот, расслабился, словно только и ждал этого вопроса. Юля же занервничала.
— Я не смогу его узнать, он был в маске, — прошептала обеспокоенно, пристав на цыпочки, Фильяргу на ухо.
— Я знаю, — успокоил ее мужчина, — он не смог бы использовать иллюзию из-за алькастовых камней. Маска из нурлема — единственный вариант скрыть свое лицо. Знаешь, какой самый главный недостаток долгожительства?
Спросил и сам же ответил:
— Предсказуемость. Маску из нурлема надевали заговорщики восемьсот лет назад. И до сих пор надевают. Их не смущают остающиеся на лице следы нурлема, которые ничем не смыть. Не беспокоит, что их могут по ним отследить. Нурлем — символ беспристрастности. Отсутствия личной заинтересованности. Надев маску, они перестают быть собой, выходят за рамки государства, чтобы это самое государство спасти.
— Так проверьте всех, — щедро предложила Юля. Ее начало потряхивать. Нахлынули воспоминания. Заныли ладони. А в ушах зазвучал уверенный властный голос. И зашевелились сомнения — а станет ли его величество напрягаться ради ассары? Не поддержит ли он товарищей, желавших вышвырнуть Сoвенка из дворца?
— Всех, — горько усмехнулся Фильярг, — всех не пoлучится. Пламя доверяет короне. Корона доверяем тем, кто несет в себе пламя. Для проверки нужны основания.
Иными словами — у местного птичника иммунитет на обыски и преследование. И без одобрения короля их и пальцем тронуть не смеют.
— Но мы справимся.
Фильярг почувствовал ее состояние, обнял крепче, прижимая. Погладил по спине.
— Ничего не бойся. Все будет хорошо.
А в зале между тем нарастал гул встревоженных голосов.
— С чего вы взяли, что она пропала? Может, снова удрала из дворца? У девчонки никакого понятия об уважении.
— Пропала, пoверьте. Наставники внезапно отменили тренировки. Α где это видано, чтобы будущий Столп без причины прогуливал занятия? Безмолвным опять же запретили покидать дворец.
— И почему среди наследников мы не видим сейчас Шестого и Четвертого?
— Да и Седьмая не выходит из покоев. Моя племянница сама видела, что вчера у королевы были красные от слез глаза. Всем известно, как благосклонна она к ассаре.
— А ещё прошлой ночью патрули были подняты по тревоге. Искали кого-то.
— Так-то лунную деву. Голышом чародейка по Асмасу рассекала. Стыдоба. До чего дошел мир.