— Малышка, — я подхватила ее на руки и посадила на стул. — Надо что-то делать, Кайрнех.
На губах лиса появилась мягкая, нежная улыбка:
— Все уже хорошо.
Затем в кухню вошел Лиам, который сразу же стиснул отца в объятиях, а после обернулся ко мне:
— Доброе утро, госпожа Антер! Простите, что вчера я…
— Чтобы вчера ни случилось, сегодня все в порядке, — улыбнулась я, — где твой брат?
— Морис пошел в сад, — тихо сказал Лиам.
— Тогда и я схожу, — вздохнула я.
«Кажется, Морис вышел из детского возраста и со всего маху вляпался в подростковую бурю», пронеслось у меня в голове, когда я покидала кухню.
Стоило лишь выйти в сад, как Морис нашелся — а как иначе? Прятаться там особо и негде. Хотя, конечно, он мог бы спрятаться в зарослях крапивы позади дома. Но это было бы уже слишком. Поэтому Морис предпочел свернуться калачиком в корнях старой яблони.
— Я могу тебе чем-то помочь? — сев рядом с лисенком, я обняла свои колени.
— Не знаю, — вздохнул Морис и скопировал мою позу. — Не понимаю, что со мной. Все, вроде бы, хорошо стало. А во мне какая-то странная, темная злость. И отец злит. И Лиам. Только ты и Кнопа не раздражаете.
Чуть толкнув его плечом, я тихо сказала:
— Ты просто устал. Ты взвалил на себя все и, придя к финишу, не можешь поверить, что все и правда закончилось. Я бы… Я бы постаралась выпустить эту злость. Ты магией владеешь?
— Чуть-чуть, — лисенок наморщил нос, — знаю одно атакующее проклятье, но толку-то? Я его пока выплету… Ай, одно расстройство.
— За домом полно крапивы, пойдем, срубим ее твоим проклятьем, а потом и за стол. Нас либо дождутся, либо мы сами себе что-то сообразим.
Морис кашлянул:
— Это, наверное, прозвучит грубо и я… Я раньше никому не говорил. Но я не ем объедки. Это стыдно, я заставлял Лиама и Кнопу есть то, что мы находим, а сам… Даже мышь, пойманная в поле была для меня лучше, чем…
Мальчик замолчал, а я, крепко-крепко обняв его, прошептала:
— Ты молодец. И я не заставлю тебя ни за кем доедать. Сказала же, кашу сварим. Ты всех спас и не потерял себя.
Он обхватил меня в ответ и поделился сокровенным:
— Раньше я мог разделить с Лиамом сладкую булочку, а теперь я отдаю ему все. Потому что не могу…
Короткий всхлип и лисенок отстраняется от меня:
— Я спокоен. Не надо бить крапиву, пусть растет. Вдруг пригодится?
— Ох, я не планирую плести кружева для заколдованных сестер, — рассмеялась я. — Идем?
И уже подходя к дому, я запаниковала. Малыш доверился мне, а мой дом… Как именно мой дом передает звук? Только мне, когда я внутри, или в принципе все звуки передаются в дом? Не разбирая, внутри я или нет?
Закусив губу, я решила — все станет ясно по мордочке Лиама. Он не сможет удержать лицо. И, едва войдя в кухню, я расслабилась — лисенок, сидящий рядом с отцом, выглядел обыденно. А вот сам Кайрнех был бледен. Но это и понятно — взрослый двуликий, находясь на чердаке, услышит мышиный писк в подвале.
— Мы ждали вас, — негромко проронил Кайрнех и снял со стола полог тепла. — Остыть не успело.
Положив себе на тарелку все по чуть-чуть, я так же позаботилась о Морисе. Лиам же разделил свою тарелку с Кнопой. Лисичка, смешно пофыркивая, пыталась есть лапами, но это я строго пресекла:
— Ты не животное, возьми вилку.
И Кнопа, издав свое коронное "фря?", взяла вилку и принялась ковыряться в тарелке.
— Впервые вижу человека, которого не пугает промежуточная форма двуликих, — задумчиво произнес Кайрнех.
— А меня вообще мало, что пугает, — усмехнулась я. — Вы выбрали лучшую таверну в городе — наводили справки?
Но лис, сверкнув синими глазами, постучал себя пальцем по переносице:
— Нюх подсказал. Ни одной гнилостной нотки — это очень много значит.
После завтрака дети вымелись в сад — тренироваться. А мы с Кайрнехом остались наедине. Я, убирая в охлаждающий шкаф остатки еды, примерно прикидывала, чем мы будем обедать.
Он же двигался в унисон со мной — от стола к шкафу, от шкафа к столу. И разделяло нас столь малое расстояние, что я чувствовала жар его тела.
"Двуликие горячее людей, но полградуса прохладней своих зверей", некстати вспомнила я.
— Я все пытаюсь рассмотреть твою прекрасную шею, — выдохнул он, и его дыхание скользнуло по моей коже.
Меня бросило в жар. Кожа стала слишком чувствительной и я…
Кашлянув, я попыталась взять себя в руки:
— Ты мог бы сказать. Мне расстегнуть блузу?