***
Оглядел комнату. Вроде ничего не забыл. Присел на диван, глядя перед собой. Решение расстаться с Полиной было принято не сразу. Я еще копошился в сомнениях, однажды ночью проснулся и, слушая ее дыхание, понял: больше нет никаких чувств. Только голая привычка, только удобство. И как бы Полина ни притворялась, ее глаза тоже утратили блеск, в уголках затаилась скука. Да и с Жекой их отношения были настолько напряжены, что неуютно было мне рядом с ними.
Был выходной. Ленивый такой с утра. Я доделывал отчет. Жека крутилась рядом, то кувыркалась, то прыгала, не сидела на месте.
- Папа, смотри! – Жека застыла по струнке, ожидая, пока я переведу взгляд с монитора на нее. Сразу же встала в стойку для «колеса» и почти с идеально прямыми ногами кувыркнулась. Нина Петровна для общего физического развития водит девочек на художественную гимнастику, считая, что данный вид спорта придаст им грации и легкости в походке. Мне было все равно, что там им эта гимнастика даст, лишь бы не болталась без дела. Благодаря мачехе в жизни Жеки еще присутствует рисование, пение, ментальная математика, общий курс развития. Куда потянули Василька, туда и Жеку, ибо они друг без друга не могли. Сестренка в Жеке черпала уверенность в себе, та была непоколебима в своем превосходстве. Придя с первых занятий гимнастики, на полном серьезе заявила, что станет будущей олимпийской чемпионкой, как Алина Кабаева. Откуда она про нее узнала, даже не стал спрашивать. Лишь улыбнулся, поддерживая ее стремление, но не обольщался. Какой на хрен спорт!
- Женя! – раздался раздраженный голос Полины, Жека замерла возле меня, я лишь изогнул вопросительно бровь. Полина поджала губы.
- Своими трюками она может что-то разбить.
- Ты драматизируешь, от кувырков твоя любимая ваза даже не шелохнется, - заметил с улыбкой. И тут раздал звон. Я оторвался от ноутбука и посмотрел в сторону звона. Возле комода стояла насупленная Жека, в ногах валялись осколки вазы. Любимой вазы Полины. Перевел взгляд на Полину: нижняя губа предательски дрожала, голубые глаза смотрели обиженно и зло. Она резко развернулась и вышла из комнаты. Посмотрел вновь на Жеку, в ее глазах показался мстительный огонек. Тряхнул головой, дочь присела и стала аккуратно собирать крупные осколки. Показалось, не может ребенок целенаправленно разрушать. Подошел к дочке, отобрал куски, сам убрал остатки, кивнул Жеке на диван, направился за пылесосом. Полина была на кухне и стояла у окна.
- Полин, - обнял девушку за плечи, подул в ушко. Она дернула головой. – Жека ребенок. Еще маленькая. Не надо на нее обижаться из-за какой-то вазы.
- Эта ваза принадлежала ещё моей прабабушке. Это была семейная вещь! Она была нашей семье дорога! – ее голос дрожал, местами стихал, срывался. – Одно движение – и вещи не стало. Ты ее разбаловал, ты ей все позволяешь! Ты потакаешь ей! Она ни с кем не считается кроме тебя!
- Полин! - мягко развернул ее к себе лицом, вытирая влажные щеки пальцами, коснулся губами ее глаз. - Я поговорю с ней, она умная девочка и все поймет!
- Лупить ее надо, а не разговаривать! – слова Полины резанули слух, но не стал делать на них акцент. Просто сказано на эмоциях, без реального подтекста. Я никогда не бил Жеку. У меня повода не было поднять руку даже для шлепка. Она все понимала по интонации. Может быть, я слишком мягкий отец, не трясущийся над своим чадом, на очень многое закрывал глаза, позволяя дочери самой делать выводы: что можно, что нельзя. Зато не было запретных тем, вещей, которые бы манили. Один раз попробовав, Жека в следующий раз будет уже знать, что принесет то или иное действие. Отец меня за такое воспитание ругал, вмешивался, но Нина Петровна подсовывала ему продвинутые книги по детской психологии, убеждая его, что мои методы имеют место быть.
- Жень! – сел рядом с дочкой, когда мелкие осколки были убраны. Обнял ее, посадив к себе на колени. Она доверчиво прижалась к груди, погладил по темной головке, перебирая шелковистые волосы. - Ты специально?
- Нет! – слишком торопливо ответила Жека. Я отодвинул ее от себя, чтобы заглянуть в глаза, но она опустила голову, волосы спрятали ее лицо. Зачесал волосы назад и приподнял за подбородок. Ей пришлось взглянуть мне в глаза. И не было там вины в содеянном.
- Жень, то, что ты сделала, это не хорошо.
- Она меня не любит!
- Она любит. По-своему. Не так, как я, но любит. Просто ей сейчас обидно за разбитую вазу, потому что это была семейная ценность, память.