— Я счастлива, пока верю, что… что это все правда, что… — Мэри Маргарет уже не размешивает густо-коричневый с шапкой пены напиток, — что Эм действительно где-то рядом.
— Нет. Отпустите ее.
Мэри Маргарет резко откидывает в сторону чайную ложечку. Поднимает глаза.
— Вы смогли?
Голд смотрит на нее.
— А ведь вашему горю намного больше лет, чем моему, — едва слышно, почти невольно добавляет Мэри Маргарет.
Голд наконец отводит взгляд. Тянется к прислоненной у столика трости.
— Намного.
Мэри Маргарет неделей раньше замолчала бы. Но она только что рассказала Голду об Em`s Mum. И она продолжает:
— Но вы не только не смогли отпустить боль, вы и не пытались. Все ваше имущество, эти сделки, арендная плата — это попытки заполнить пустоту.
Голд молчит.
Он поднимается, кладет на стол купюру, на мгновение задерживает руку. Звякает колокольчик.
***
Мэри Маргарет не пытается понять, что связывает ее с Голдом. Еще меньше она понимает, что связывает Голда с ней. Но иногда ей кажется, что Em`s Mum знает о ростовщике больше, чем известно Мэри Маргарет.
— Лерой?
Голд окидывает Мэри Маргарет откровенно забавляющимся взглядом.
— Да, он…
— Дело не в Лерое, а в условиях договора, — все с той же деланной мягкостью перебивает Голд. – Вы начинаете не с того.
— Значит, вы выселите Лероя? — Мэри Маргарет слышит, как звенит негодованием ее голос.
— Если он не погасит долг, — Голд разводит руками, демонстрируя беззлобие, — согласно договору, да.
— Вы этого не сделаете, — решительно заявляет Мэри Маргарет.
Голд выразительно оставляет ее слова без ответа, и вдруг Мэри-Маргарет разглядывает в его взгляде, в его позе больше, чем холодную расчетливость — тонкое наслаждение пополам с жестокостью. И эта жестокость не имеет отношения к шахтеру Лерою, которому грозит остаться без крыши над головой в конце месяца. В глазах стоящего перед ней человека Мэри Маргарет читает готовность на гораздо более темные поступки и память о них.
Мэри Маргарет невольно группируется, словно повеяло холодом. Кто знает, что у него за прошлое?
Голд неспешно улыбается.
— Похоже, вы передумали разыгрывать Красавицу и Чудовище?
Мэри Маргарет несколько секунд зачарованно смотрит на него, склонив голову набок. На несколько секунд важнее, чем интересы Лероя, становится предлагаемая ростовщиком параллель.
Ей почти смешно. Нет, Голд и правда чудовище, соглашается она и мысленно, и своим молчанием. Но с Красавицей сложнее. Мэри Маргарет роется в памяти, пытаясь восстановить детали сказочной истории. Нет, она не Красавица из сказки. Она вовсе не пытается разглядеть в чудовище добро, как это делала та героиня.
Мэри Маргарет, наверное, вообще неинтересно, что Голд за человек.
«И человек ли», — назойливо продолжает стучаться в мысли сказочный мотив. Ей достаточно того, что она слышит в Голде со встречи на кладбище ту же гулкую пустоту, что и в себе.
И уж совсем смешно подумать, что она, Мэри Маргарет, может кому-то помочь. Кого-то от чего-то спасти.
Мэри Маргарет наконец качает головой.
— Да. Это не моя сказка, — с грустной улыбкой говорит она.
— Нет, — почти беззвучно роняет Голд.
Плотно сжав губы, сложив руки на набалдашнике трости, он дожидается, когда Мэри Маргарет уйдет.
– И все же, — оборачивается Мэри Маргарет у двери, — дайте Лерою отсрочку.
Она не добавляет: “Прошу”.
Она уже знает — не даст.
И эта уверенность отчего-то дарит облегчение. И дело не в том, что Мэри Маргарет не хочет оказаться должна Голду.
***
Мама Генри Миллса — биологическая мама — появилась в Сторибруке очередным ненастным осенним вечером.
Мэри Маргарет сразу подружилась с Эммой, славной девушкой, излучающей силу и уверенность, воинственной и в то же время потерянной. Затаенно хрупкой.
Мэри Маргарет подружилась с Эммой, и ноутбук начала покрывать тонкая пленка пыли.
А потом пошел снег.
***
Волна фиолетового дыма настигла Мэри Маргарет в лесу, в нескольких шагах от старого, заброшенного колодца. Настигла, окутала, вползла в горло, наполнила легкие. Затемнила сознание, оглушила, ослепила, отнимая воспоминания, отматывая назад десятилетия, разрушая, уничтожая все, что составляло жизнь Мэри Маргарет — саму Мэри Маргарет.
Кровь на белоснежной сорочке, губы, помнящие прикосновение к крошечному личику. Опустевшие руки. Посеревшее лицо мужа.
«Рождение?» — шепчет, зажмурившись, Мэри Маргарет.
«Возвращение», — отвечает, устало открывая глаза, Белоснежка.
***
Заросли ежевики. Поваленное дерево. Очертания колодца.
Белоснежка останавливается в трех шагах от стоящего к ней спиной невысокого человека с тростью в руке. Он оборачивается. На его губах довольная, торжествующая усмешка. Он окидывает Мэри Маргарет цепким взглядом, и усмешка холодеет. Через мгновение его лицо уже ничего не выражает, а Белоснежке нужно гораздо больше времени, чем эти несколько секунд, чтобы понять, как Темный маг смог укрыться в мистере Голде.
Белоснежка отбрасывает ненужные сейчас мысли и делает шаг вперед. Она надеется, что голос не дрогнет.
— Румпельштильцхен.
— Ваше величество, — слегка склоняет голову Румпельштильцхен.
Мэри Маргарет хочется нервно рассмеяться и облизнуть пересохшие губы, но ведь ее больше нет?
— Вы были правы. Насчет всего. Она… она сделала это.
Он снова легко кланяется. Выжидающе и в то же время изучающе смотрит на Белоснежку.
Em`s Мum делает глубокий вдох. Но ведь ее тоже больше нет? Зачем она теперь.
— Эми… Эмма. Она здесь? Она разбудила нас? — спрашивает Белоснежка, слыша, как в такт словам постукивают в висках серебряные молоточки.
— Разумеется, — усмехается маг, сопровождая свои слова широким взмахом руки.
— А… Дэвид?
Маг молчит. Темные глаза непроницаемы, непроницаема тишина.
Белоснежка отступает. Отворачивается. Несколько секунд не сводит глаз с кругами летающей над поляной стрекозы, вдыхает запах нагретой солнцем листвы.
Белоснежка уже знает, что в этом мире Дэвида нет. Но верит, что найдет его в другом, в каком угодно. Она всегда находит его. И пусть невраждебное, сожалеющее, неумолимое молчание Румпельштильцхена — Голда — за спиной говорит об ином. Пусть.
Белоснежка стискивает руки и оборачивается. Глаза сухи, голос ровен.
— Если бы тогда мы не заточили вас в темницу, вы помогли нам? Одолели Реджину?
Румпельштильцхен слегка пожимает плечами, словно он предвидел этот вопрос.
— Я всегда сражался только на своей стороне.
— Вы бы помогли нам? — повышает Белоснежка голос.
Она не знает, зачем спрашивает мага. Его ответ ничего не изменит. Уже ничего не изменит.
Слабый ветерок шевелит листву клена, бросая на неподвижную фигуру Румпельштильцхена солнечные пятна; лучи скользят по темным глазам, и может показаться, что взгляд мага непривычно, неправильно тепел. Может показаться, что от этого на мгновение Белоснежке становится легче.
— Идемте, — наконец роняет Румпельштильцхен. — Вам пора встретиться с дочерью.
Мэри Маргарет прикладывает ладонь к губам и отворачивается. Эмма и ее дочь, Эмма и Эмили — Белоснежке еще понадобится время, чтобы понять это. Но чтобы полюбить дочь времени не нужно.
Уже сделав шаг к тропинке, Белоснежка останавливается и, не оборачиваясь, тихо спрашивает:
— А с кем ждете встречи вы?
Негромко и так спокойно, будто не ждал он этой встречи многие годы, не ждал дольше, чем Em`s Mum может представить, Румпельштильцхен отвечает:
— Вы знаете. С сыном.