И ведь добровольно обрекли себя на эту каторгу. Мама с бабушкой взяли участок от институтского профкома для меня. Мне был годик, я сидела в одной распашонке на маминых коленях и терзала сахарным, молочным зубом морковку первого ропшинского урожая. Так гласит семейное предание, запечатлевшее тот несравненный миг пожелтевшей от времени, йодистой фотографией.
Дед о садовом участке и слышать не хотел:
— Я, морской офицер, капитан первого ранга, буду огурцы разводить? Укроп сеять?
Хорошо представляю своего деда в гневе.
— Я, боевой офицер, с навозом возиться?!
По прошествии времени все переменилось. Река дней унесла это в небытие, и сегодня в рассказываемое мамой и бабушкой плохо верится. Теперь достать машину хорошего навоза — предел мечтаний, неотложная дедушкина забота.
С раннего утра посылаются на пыльную проселочную дорогу дети и внуки: смотреть, не забрезжит ли на горизонте машина с дефицитным, пахучим грузом. Отсутствие ее грозит неисчислимыми бедами — не нальются яблоки, не вызреет клубника, смородину сожрет тля, а бабушка ляжет на диван с валидолом, потому как не выпустили в назначенный срок острые красные языки ее любимые гладиолусы.
Смотреть надо в оба, а то перехватит машину Марья Трофимовна или Евсей Степанович, конкурирующие фирмы. Куда моим старикам-теоретикам угнаться за своими соседями? У них нет практических навыков земледелия. Марья Трофимовна родом из деревни, а уж про Евсей Степановича и говорить нечего — семь поколений предков-землепашцев за плечами.
Дедушка с бабушкой сидят на летней кухне и читают толстый справочник по садоводству и огородничеству.
— Маша, — говорит дедушка, снимая очки в толстой роговой оправе, — а вот посмотри, тут написано, что смородину надо опылять раствором марганца.
— Где? — вскидывается бабушка. — А здесь сказано, что купоросом.
— Что будем делать? — сокрушается дед.
Вот так всегда. Умные справочники дают противоречивые советы, куст смородины хиреет и вянет на глазах, дедушка с бабушкой прыскают его марганцем и купоросом, выписывают из библиотек все новые и новые книги с советами для начинающих садоводов. В книгах яркие картинки невиданных плодов и ягод. Я люблю рассматривать их долгими летними вечерами, забравшись в старое кожаное кресло и подобрав под себя ноги.
Если закрыть глаза и погрузиться в сладкую воду воспоминаний, память выудит свежее июльское утро, звук радостно-бодрой воскресной радиопередачи, теплые квадраты солнца на крыльце и то несравненное ощущение холодка на босых пятках, когда, позевывая и потягиваясь, шлепаешь по мокрой траве к умывальнику. Умывальник висит на деревянной палке за сараем и издает тонкий мелодичный звук.
Дедушка с бабушкой на веранде заняты серьезным делом. Бабушка всыпает в пятилитровую бутыль ядовито-желтый порошок, а дед помешивает его палкой. Готовится очередная порция отравы против тли. Честно говоря, ядохимикаты помогают из рук вон плохо: тля с них только жиреет, плодится и еще с большим ожесточением жрет смородину. На клубнику нападает гниль, на яблони парша, морковку и укроп душит мокрица… Дети и внуки съезжаются на дачу только в выходные и хотят есть плоды, а не растить их.
И вообще, работать на участке некому, потому как все — руководящее работники.
— Надо прополоть клубнику, — хорошо поставленным голосом морского командира говорит дедушка.
— Конечно, надо прополоть клубнику, — вторит бабущка, бывший руководитель кафедры.
— Надо прополоть клубнику, — соглашается их младшая дочь, начальник отдела.
— Неплохо бы прополоть клубнику, — тянет ее муж, пощипывая жидкую доцентскую бородку.
— Да, клубника совсем заросла… — вздыхаю я. и отправляюсь за письменный стол править очередной репортаж в номер.
— Сколько травы! — радостно восклицает внук Гошка и молниеносно уносится на велосипеде к речке, где его давно поджидают мальчишки.
И бабушка, вооружившись тяпкой, энергично отдавая указания дедушке, отправляется воевать с сорняками. Дед рвет мокрицу с другого конца грядки.
— Физический труд на свежем воздухе, — говорит дед, — очень полезен. Вот я вчера в газете прочитал…
— Конечно, Миша, — вздыхает бабушка. — Мы и живы благодаря… — она с трудом разгибается и тяжело переводит дух. — Мы и живы благодаря этому участку…
Вечерами дед слушает радио. Он сидит в кухне, подперев голову кулаком, и крутит разноцветные ручки транзистора. Сквозь писк, треск и шелуху эфира прорываются в летнюю ночь разные зарубежные «голоса». Дед слушает их по принципиальным соображениям. Каждый день он в обязательном порядке читает газеты «Правда», «Известия», смотрит по телевизору программу «Время» и лишь после этого включает транзистор. Дед как бывший боевой офицер считает, что надо быть бдительным и хорошо знать, что про нас думает враг. А враг, как известно, не дремлет.