Конечно, еще недавно Вайолет плакала по ночам и швыряла вещи о стену, воспринимая побег Роуз как еще одно доказательство того, что рано или поздно все оставляют ее. Но со временем она открыла для себя папиросную бумагу, тетрагидроканнабинол и трансцендентальность. Она научилась выворачивать свой мозг наизнанку и оставлять эмоции позади.
Но, получив письмо Роуз, Вайолет почувствовала, что вновь наступила в это дерьмо. Ее чувства снова взревели на максимальной громкости. Она ощущала головокружение и дезориентированность. Плечи были так напряжены, что было больно поворачивать голову.
Эди смотрела на нее взглядом, который, вероятно, подцепила у одного из многочисленных психотерапевтов, которых повстречала за эти годы.
– Может, она отчаянно добивалась внимания? Как ты думаешь, может, у нее ПРЛ?
– Я не знаю, что это.
– Прости. Пограничное расстройство личности. Это что-то типа «люблю – ненавижу – не уходи от меня». Вроде эмоциональных американских горок. Может, она сбежала, надеясь, что вы ее отыщите?
– Может… Когда мы были маленькие, больше всего она любила играть в прятки. Она любила прятаться в корзине для белья, зная, что все с ног сбиваются, пытаясь ее найти.
После ланча Вайолет одолжила у Эди телефонную карточку. Сжимая липкую желтую трубку, прижавшись спиной к закрытой двери кабинки, Вайолет столкнулась с проблемой «первого» мира. Она не могла вспомнить номер своей лучшей подруги, который всегда набирала, просто ткнув в нужное имя из списка контактов мобильного телефона.
Три раза она попала не туда.
На секунду она задумалась, любуясь рисунками на стенах, которые уборщику не удалось стереть до конца. Потом ей пришло в голову, что можно позвонить в справочную. К счастью, у родителей Имоджин был и стационарный телефон.
– Алло, – произнесли сразу два голоса. Измученный принадлежал матери Имоджин, обаятельно-невозмутимый – Финчу.
– Мам, давай я, – сказал он.
У Вайолет появилось чувство, что ей отрезали язык.
– Финч, – начала она. Отчаяние Вайолет, умирающей от желания поговорить с Имоджин, придало ее голосу хриплое, настойчивое звучание.
– Да. Вайолет, это ты?
Последние несколько месяцев она пыталась не думать о своих чувствах к Финчу. Она не позволяла себе назвать это влюбленностью. Влюбленность не бывает предвестником любви – обычно она предвестник того, что от твоего сердца останется один фарш.
– Да, я. Послушай, Имоджин дома?
– Она в душе. Что-то случилось? Куда ты пропала?
– Ты можешь ее как-нибудь позвать? Я не знаю, когда смогу позвонить в следующий раз.
– Боже, Херст. Тебя что, копы задержали, и это твой единственный телефонный звонок? Мне найти тебе адвоката?
– Я не в тюрьме. Просто позови Имоджин, хорошо? Я звоню по карточке и не знаю, сколько на ней еще денег.
Вайолет провела еще несколько минут, изучая надписи на стенах телефонной кабинки, когда Имоджин наконец взяла трубку.
– Вайолет? Ты в порядке? Финч сказал, что тебя арестовали за эти семена. Это возмутительно! Они легальны! Черт возьми, мы купили их в садовом отделе на фермерской ярмарке!
– Меня не арестовали. Это долгая история. Думаю, мать лжет про меня – что я напала на Уилла. Отец отвез меня в Фоллкилл.
– Подожди. Что? В психиатрическую больницу?! Что тебе там делать? Нам приехать за тобой?
– Вы можете приехать навестить меня. Я не могу выйти, пока мне не разрешат.
– Кто не разрешит? Врачи или родители?
– Врачи.
– И как же, по ее словам, ты напала на Уилла?
– Я не знаю. Что-то с его рукой. Нож или что-то подобное. Боюсь, у меня могут быть серьезные проблемы. Мама сейчас решает, будет ли выдвигать против меня обвинение.
– Черт возьми, ты шутишь, что ли? Это серьезно, Вайолет. Тебе надо выбираться оттуда. Мои родители вытащат тебя. Моя мама сейчас стоит рядом.
– Нет, Имоджин, не надо беспокоить этим твою маму. Она и так сейчас борется с…
– Вайолет? С тобой все в порядке?
Вайолет подумала, что сердечная, великодушная Берил Филд была именно той матерью, о которой она всегда мечтала. Именно Берил научила ее параллельной парковке; именно она объяснила ей, как рисовать стрелки («Откинь голову назад и прикрой глаза наполовину. Думай как Мэрилин Монро»). В тот вечер, когда их хор выступал на весеннем концерте, Берил мягко предложила Вайолет снять колготки с уплотненным мыском, на которых ранее настояла Джозефина. («Ну вот! Так-то лучше, правда? – сказала Берил, едва свернутые колготки оказались в кармане Вайолет. – Ты и так выглядела прекрасно, но теперь ничего не отвлекает от твоих хорошеньких эспадрилий с открытым носом»). Берил задавала вопросы, требующие большего, чем просто «да» или «нет», – вопросы, которых никогда не задавала Джозефина: куда Вайолет хочет съездить, какие качества она находит привлекательными в парнях, что она думает по поводу подачи документов в колледж.