— Господи! — прикрыла ладонью рот Лена.
— …чтобы он мог превратиться в Scheisse…
— Что такое «шайсе»? — хором спросили Лена и Саша.
— «Шайсе» — это «говно», — быстро ответила Женя и добавила, что два года назад стажировалась в Гамбурге.
В дверь позвонили, и Саша вышла в прихожую и вернулась с Марьей Ивановной. Марья Ивановна оглядела присутствующих и уставилась на Женю.
— Мама, — спохватилась Лена, — это Женя, — и кивнула Антону, чтобы он продолжал.
— Автор статьи не мог найти этому хоть какого-нибудь внятного объяснения…
— Какой статьи? — перебила Марья Ивановна.
Но Лена сделала ей знак, что потом, и умоляюще посмотрела на Антона.
— …а я думаю, что здесь своего рода теория… — продолжал тот.
— Вот-вот! — встряла Марья Ивановна, — стать не Наполеоном, а Акакием Акакиевичем…
— Обкакием Обкакиевичем, — уточнил Антон и прошелся по комнате. — Человек хочет быть настолько маленьким, что это уже равно «не быть». Но самоубийство, по тому же Достоевскому, — это высшее проявление своеволия, чего Обкакий Обкакиевич по определению позволить себе не может, поэтому исполнение своего плана он поручает другому…
— Но почему он хочет, чтобы его… съели? — тихо спросила Саша.
— Да объясните же мне, наконец!.. — простонала Марья Ивановна.
— А чтобы показать всем, что человек — говно… — чуть не крикнул Антон.
— А ведь ты сегодня назвала Пашу этим словом, — в наступившей тишине сказала Марья Ивановна, с упреком глядя на дочь.
Лена вспыхнула:
— Да просто с языка сорвалось! — она дрожащей рукой вытащила из пачки сигарету. — Мало ли чего не скажешь… в полемическом задоре!
— А между тем, — настаивала Марья Ивановна, — он тогда сказал: «Неужто слово найдено». Я еще подумала, как это славно, что мальчик помнит Пушкина…
Саша вдруг подошла к компьютеру, за которым сидела Женя, и набрала слово: «говно».
— Открылось! — ахнула Жена.
И все столпились у монитора и увидели текст, начинавшийся словами: «Дорогая Санька!»
— Может, нам уйти? — предложила Женя.
Но Саша покачала головой и стала читать вслух: «Я тебе говорил, что мать у меня актриса, а отец — писатель. Я же еще со школы не отличался никакими талантами и очень переживал по этому поводу. Психологи называют это „синдром успешных родителей“. Но в театральное меня взяли (с подачи матери). Мне все время хотелось доказать родителям, что я тоже что-то могу, а между тем в училище, я это понимал, меня держат только из-за матери. И тогда я решил обогнать их с другого конца: стать, как писали в школе, „маленьким человеком“, или, как называет это мать, „человеком из зала“.
Я решил не жениться, потому что, женившись, человек как бы удваивается, и тем более не заводить детей (вот ответ на твои просьбы).
Я престал учиться, а недавно забрал документы из училища.
Но всего этого мне было мало. Мне хотелось стать еще меньше.
Год назад я наткнулся на немецкую газету, оставленную отцом (немецкий я знаю неплохо: это мой единственный „талант“), где была обведена статья (наверное, отец присмотрел ее для одного из своих говенных детективов)…» — Саша бегло пробежала текст и неуверенно сказала: — Он тут пересказывает содержание статьи…
А Марья Ивановна со словами: «Дайте-ка я, наконец, почитаю, что за статья, а то я никак в толк не возьму…» — вытащила из сумки очки и стала читать и вдруг побледнела и опустилась на стул, с которого соскочила Женя. А Саша продолжала: «Автор признавался, что не находит этому факту никакого разумного объяснения, а я подумал: „Вот дурак…“
Это было как раз то, что мне нужно: превращение в маленького человека, доведенное до предела.
У Достоевского Раскольников убивает старушку, чтобы стать Наполеоном, а Кириллов совершает самоубийство, чтобы стать Богом…» — Саша замолчала и вопросительно поглядела на окружающих… А Лена стала читать дальше: «Мне предстояло совершить нечто небывалое: доказать, что я самый маленький, и совершить это сознательно, впрочем, разумеется, с чьей-то помощью, — Лена сглотнула. — Я подумал, что хотя немец проделал все это первым, он не объяснил миру своей теории (а может, ее у него не было вовсе, а он был просто сумасшедшим), а значит, она по праву может считаться моей…
В мире идет сознательная игра „на понижение“, сейчас никто не хочет быть великим (скорее богатым).
Рано или поздно все люди станут маленькими (как бы это ни бесило мою мать), — читала Лена. — Пусть же я буду первым, самым маленьким и дрожащим, лягушонкой в коробчонке (помнишь, как в детстве мы сдавали анализ в спичечном коробке?)», — голос у Лены пресекся.