— Короче, — Сережа встал. — Что мне там сказать?
— Скажи… — начала Ася, вертя чашку, но Сережа уже спустился по лестнице и направился к той самой улице.
— Господи, как же она называется? — Ася сжала голову руками.
— Вам чем-нибудь помочь? — подскочил официант.
— Да… Молодой человек, как называется эта улица? — Ася кивнула на удаляющегося Сережу.
Официант прищурился.
— Революционная.
— Точно, — прошептала Ася, а вслух сказала: — А ее что — не переименовали?
— А зачем? — удивился официант.
— Действительно, — согласилась Ася.
А официант добавил, что, наоборот, там еще недавно храм восстановили…
И Ася подумала, что это вполне по-русски, хоть здесь сейчас и Украина.
…На беленых домах были крупно выведены номера.
«Двадцать четыре», — прочел Сережа, подошел к калитке и позвонил. Никто не вышел. Он позвонил еще раз.
— Да иду, иду… — услышал он, и калитку открыли. Сережа увидел толстую женщину и подумал, что мать была права.
— Вам кого? — спросила женщина.
Из дома к калитке направлялся мужчина.
И Сережа в свою очередь спросил, что вы случайно не Коля с Ирой.
И мужчина с женщиной переглянулись, что вы от кого и комнату мы не сдаем.
И Сережа быстро, словно боясь, что калитку сейчас закроют, пролепетал, что его мать, поэтесса, снимала у них комнату двадцать лет назад…
И Ира, что-то прикинув, посмотрела на Колю, что это, наверное, те двое, он еще роман писал, и перевела глаза на Сережу:
— Так это были ваши родители?
И Сережа покраснел, что мать так хотела увидеть это место и мы только на сутки…
И Ира повернулась к мужу и сказала, что дети все равно у твоей матери, а мы можем переночевать у моей, раз для людей это такая память…
И Коля довольно засмеялся, что вот какой у нас дом, а Ира вставила: «А где же родители?»
И Сережа потупился, что отец с нами не смог, работа, а мать, она же поэт… и Ира прочла:
— Абрикос? — подсказал Сережа.
— Токсикоз, — засмеялась Ира и добавила, что я тогда этот стишок в альбом записала, мы ведь тоже с Колей были молодоженами.
— А абрикос? — спросил Сережа. И Коля, прокашлявшись, объяснил, что дети растут, он кивнул на Иру, вот четвертого ожидаем, да и отдыхающим нужны комнаты, а он рос за домом у самого фундамента и вообще… И Сережа беспомощно посмотрел на Иру, а та затараторила, что он только спать по ночам мешал и вечно под ногами каша была — не успевали собирать, а у соседей этих абрикосов, она махнула рукой на дом через дорогу, чуть не задаром дают…
И Сережа хмуро спросил:
— Так мы придем?
И Коля с Ирой согласно закивали, а Сережа запинаясь добавил, что только вы ей не говорите…
— Про что? — не понял Коля.
— Про абрикос…
И Коля заверил, что мы хоть и не поэты, а тоже понимаем, и Сережа кивнул, что вот и договорились, и вышел за калитку.
— Ну что? — сминая окурок в пепельнице, спросила Ася.
— Всё на месте, — Сережа плюхнулся на стул и налил себе колы. — Да, — вспомнил он, — Дуня твоя беременная…
— Вот видишь! — улыбнулась Ася и добавила: — Надо же! Ведь она моя ровесница…
Сережа пристально посмотрел на мать.
— Ты была там… не с отцом?
— Это тебе Коля с Ирой сказали? — вспыхнула Ася.
— Они уверены, что вы были молодоженами.
Ася посмотрела в глаза сыну.
— Надеюсь, ты их не переубеждал?
Сережа пожал плечами.
— Зачем? — и, отпив колы, спросил: — И почему же вы не поженились, если были так «смертельно счастливы»?
— А он ушел, — просто ответила Ася.
— Почему? — снова спросил Сережа.
— Ты будешь смеяться…
Сережа серьезно посмотрел на мать.
— Он сказал, что если останется со мной, то не станет великим писателем. — Ася пощелкала зажигалкой. — Что о нем так и будут говорить: муж Аси Маренцовой…
Сережа хмыкнул.
— Как в твоей книжке, — продолжала Ася, — убил не потому, что ненавидел. И не потому, что хотел ограбить. А потому что идея… — Ася закурила. — Так и тут. Ушел не потому, что разлюбил. Или полюбил другую. А потому что идея.
— А великим писателем-то он стал? — спросил Сережа.
— А Раскольников стал Наполеоном? — выпустила дым Ася.
— Я еще не дочитал, — буркнул Сережа и вдруг спросил: — А что такое токсикоз?