— Как это? — не поняла Юля.
— Очень просто! — воодушевилась Женя. — Ты полистай нынешние газеты: они же просто кишат объявлениями типа: «Приворожу мужа». — Женя отпила глоток. — А если можно приворожить своего, почему нельзя чужого?
— Наверное, можно, — неуверенно сказала Юля.
— Надо пойди к бабке! — заявила Женя.
— К бабке? — поморщилась Юля.
— Хорошо, не к бабке, — тряхнула головой Женя. — А в храм. И поставить за нее свечку!
Юля усмехнулась:
— Она же мусульманка!
— Ах, да! — с досадой сказала Женя и, подумав, предложила: — А если посоветоваться с батюшкой? На исповеди?
— А ведь у меня с Борисом, — вдруг сказала Юля, — тогда началось потому, что у Игоря был роман с артисткой, из МХАТа…
— Так ведь с артисткой! — всплеснула руками Женя.
— И крестьянки любить умеют, — напомнила Юля.
Женя откинулась на стенку диванчика.
— Я только до сих пор не понимаю, зачем ты тогда все рассказала Игорю: хотела отомстить?
— Будешь смеяться, — устало ответила Юля. — Хотела покаяться…
— Каяться надо перед специалистами, — возразила Женя. — Как написал один мой ученик: «Напрасно Катерина покаялась перед людьми, неспособными ее понять».
— Каяться перед священником легко, — заметила Юля.
— Правду говорить легко и приятно, — согласилась Женя.
— Не в этом смысле, — ответила Юля и объяснила: — Я пишу свои грехи на листке: чтобы ничего не забыть… — она сощурилась. — Так вот, пишу я, например, «прелюбодеяние», а священник, ничего не спрашивая, накрывает меня епитрахилью — и всё. — Юля вытащила сигарету. — Или в другой раз. Пишу: «Воровство» — он опять, ничего не спрашивая, накрывает. Я тогда и говорю: «А вам не важно, что я украла?» — Он говорит: «И что?» — Я объясняю, что работаю в школе, — Юля закурила, — я тогда еще работала в школе, — и покупаю себе проездной билет для школьников, а ведь это воровство: недоплачивая за проезд, я обкрадываю государство.
— Наше государство не грех и обокрасть! — перебила Женя и добавила: — И что сказал батюшка?
Юля усмехнулась:
— Вы же с этим школьным билетом ездите к школьникам…
— А что — логично! — рассмеялась Женя.
— …И потом, — продолжала Юля, — когда я стою в очереди на исповедь — а ведь причащаются строго натощак — я думаю только о том, как выйду из храма и в ближайшем кафе выпью чашку эспрессо, так что если бы мне сказали…
— Свету ли провалиться, или мне кофе не пить? — быстро подсказала Женя.
— Хуже… — глухо ответила Юля. — Тому свету…
— Значит, Достоевский был прав… — заметила Женя.
А Юля, глядя сквозь нее, продолжала:
— …И когда я ее выпиваю, я испытываю такое блаженство внутри себя…
— Странно, — перебила Женя. — Я всегда думала, что прав или Достоевский, или Толстой. — Она сделала паузу. — А ведь может быть, что правы, как говорят дети, «обое»… — И добавила, что непонятно тогда, почему от церкви отлучили одного Толстого.
А Юля вдруг сказала:
— Уйти бы от всех!
А Женя заметила, что не женское это дело — уходить…
читала Юля.
— А что такое «корыто»? — перебила трехлетняя Люба.
— А что такое «корысти»? — спросила шестилетняя Надя.
И только Юля собралась ответить, как в комнату вошла Лариса.
— Читайте! Читайте! — замахала она руками и стала рыться в шкафу.
Но Юля отложила книгу и, сказав девочкам: «Нарисуйте пока золотую рыбку», — подошла к Ларисе.
— Можно вас на минутку?
Лариса оглянулась.
— Да, конечно…
Они вышли в гостиную.
— Что-нибудь случилось? — Лариса села в кресло.
— Нельзя ли мне сегодня уйти на час пораньше? — попросила Юля.
Лариса задумалась:
— То есть в четыре?
Юля кивнула.
— Это не совсем удобно, — продолжала Лариса. — Я сейчас уезжаю, а гувернантка с Верой придет только в пять…
Юля вздохнула.
— Что-нибудь серьезное? — спросила Лариса. — К врачу?
Юля покачала головой.
— В загс…
Лариса удивленно подняла брови.
— Мы разводимся… — дрогнувшим голосом сказала Юля.
— Вот оно что! — Лариса встала. — Хотите коньяку?
— Хочу! — неожиданно для себя ответила Юля.