А жаркое солнце уже высоко поднималось в небе, и тётенька Прасковья давно скликала своих птенцов к обеду. Услышав её голос, Ганька вздрагивала, хватала Алёшку на руки и рысью мчалась домой.
— И где это ты пропадаешь, Ганька? — ворчала Прасковья. — Звала-звала, бегала-бегала, обед давно на столе, а ты хоть бы голос подала… Куда это тебя носило?
— Я, тётенька, здесь была, на задворках…
— А есть мне время тебя по задворкам искать? Зачем туда ходишь? Сидела бы на улице, на завалинке, а то пропадёт, ищи её, как иголку в соломе. Кабы ты одна была, я бы искать не стала, шатайся хоть до полуночи, а мне пуще всего Алёшку жалко, — затащишь его, мало ли какое несчастье может случиться.
— Я, тётенька, за Алёшкой в оба глаза смотрю!
— Ладно, в оба глаза, знаю я тебя. Что, сынок, уморился небось не евши? Подь сюда, я тебе кашки дам!
Прасковья протягивала к Алёшке руки, но он не шёл, брыкался и, прижимаясь к Ганьке, лепетал:
— Бу, Тюку, бу!..
— Ишь ты какой! — удивлялась мать. — Уж и меня не признаёт. А всё ты, Ганька, — сама Волчонок, и Алёшку мне волчонком вырастишь!
Однако Алёшка был такой румяный и так весело на всех посматривал, что Прасковья смягчалась и ласково говорила Ганьке:
— Ну, ешь садись, некогда мне тут с вами возиться! Солнце-то вон оно где, а у меня дела ещё и до завтра не переделаешь.
Ест Ганька, а сама только об одном и думает, как бы поскорей из избы вырваться. Всё ворчит, всё ворчит тётенька Прасковья, никогда на неё не угодишь, а тут ещё Ванька ногой под столом толкает… Торопливо дохлебав крапивные щи, она первая вылезает из-за стола и ждёт, когда тётенька покормит Алёшку. Ему, должно быть, тоже скучно в избе: он мотает головой, отворачивается от каши и тянется к Ганьке.
— Тётенька, он не хочет… — робко говорит она. — Давай его мне!
— Ну ладно, бери уж, да смотри не урони да не расшиби, загубишь мне ребёнка, и на глаза тогда не кажись…
Ганька уже не слушает: давно ей все эти слова известны, — каждый день долбят. Крепко прижимает она к себе Алёшку и вихрем вылетает из избы. А там опять зелёные лопухи, скоморохи, кузнечики усатые, все травяные друзья-приятели…
V
Стояла страшная жара и сушь, но в Ганькиной избушке было свежо и прохладно. После обеда Алёшка крепко заснул, а Ганька сидела около него и наряжала большую куклу, которую сшила из старой Алёшкиной рубашки. Кукла вышла хоть куда! Ганька нарисовала ей углем глаза и нос, волосы сделала из пакли, а вместо платья обернула лопухом, подпоясала повиликой и надела на голову жёлтенький веночек из цветов дикой редьки. Поглядела и сама засмеялась: вот уж настоящая курносая Матрёшка! Один глаз — выше, другой — ниже, нос — на сторону, а рта и совсем нет. Ну ничего, сойдёт; зато Алёшка-то обрадуется, когда проснётся!
— Ну, садись теперь и сиди смирно! — сказала Ганька, когда кукла была готова. — Ах ты курносая эдакая, и глядеть-то на тебя чудно! Сарафан-то у тебя худой, да ведь где ж его хороший возьмёшь, у меня у самой нету. Кабы мамка у нас была, она бы сшила — мне из красного кумача, а тебе кубовый с цветочками. А от тётеньки Прасковьи не жди, она и так говорит: «На вас не наготовишься!»
Вдруг ей почудилось, что в кустах что-то зашуршало. Уж не свинья ли соседская забралась? Ганька выглянула из-под навеса, прислушалась… Никого нету… только лопухи качаются. Ветер, должно быть, прошумел.
— И вправду, кто сюда полезет? — вслух подумала Ганька. — Большие все в поле, а ребята с утра до ночи на речке купаются. Я бы и сама на речку пошла, кабы мальчишки не трогали. Да я с ними и водиться-то не хочу, разбойники они все. Слышь, Матрёшка, и ты не ходи на улицу! Все волосья тебе оборвут. Ах ты курносая!
Ганька… вырвала куклу и побежала куда глаза глядят.
Матрёшка глупо смотрела на Ганьку своими раскосыми глазами; сладко посапывал во сне Алёшка. И вот опять лопухи закачались и зашумели, потом кто-то громко хихикнул… Ганьке стало страшно. Ох, не Ванька ли озорник что-нибудь затеял. Давно уже ребята её не дразнили, соскучились…
И только что она об этом подумала, в лопухах послышался вой, визг, хохот, и целая гурьба ребятишек выскочила оттуда. Ванька верхом на хворостине мчался впереди всех.