Никому не мешая и вытирая поверхность, я не сразу заметила рядом с собой Лидию, которая грубо схватила меня за локоть и прошипела на ухо:
– Почему ты отлыниваешь от работы?!
– С каких пор вытирать подоконники считается отлыниванием от работы? – спросила я, даже не взглянув на нее.
Она вырвала тряпку у меня из рук и ударила ею по руке, но, когда я гневно взглянула на нее, шипя словно змея, она попятилась назад и, как будто оправдываясь, пролепетала:
– Донья зовет тебя.
Я остановилась, смотря на нее выпученными глазами. Что она только что сказала?
– Зачем?
– Донья не отчитывается перед нами.
Я молча кивнула головой, ударила тряпкой по лицу Лидии за то, что та слишком дерзка со мной, а затем молча последовала за ней. Она, вся пунцовая от унижения, потерла свою щеку и злобно посматривала на меня, на что я лишь пожала плечами. Меня немного потряхивало перед встречей с Доньей, которая была более могущественна, чем Албертсон, и могла прихлопнуть меня как муху, если узнала бы, что я работаю на ее злейшего врага. Когда меня провели в одну из комнат, что выходила на внутренний двор, я сначала ничего не заметила, но, обернувшись, открыла рот и уставилась на двадцать восемь горничных, что стояли, потупив взгляд, перед Доньей. Все они тряслись словно осиновые листочки, и, когда меня поставили рядом с ними, я стала испытывать такой же трепет. Черт побери, что опять случилось? Неужели она видела меня с Гаспаром? Но ведь она сама сказала, что не имеет ничего против. Боже, а ели она услышала наш разговор, где Гаспар говорит о том, что не против признать отцовство и взять ответственность на себя? Что она сделает со мной? Убьет меня и моих малышек?
– За что я плачу вам деньги?! – вскричала Донья, хлестнув какой–то штукой по руке Маргарет, отчего та сморщилась и смахнула слезы боли. – Я прихожу в свой дом не для того, чтобы видеть эту грязь! Элаиза, повозь объяснить мне, что здесь происходит?
Она обратилась к нашей домоправительнице – француженке, что кидала на нас злобные взгляды и говорила с ужасным акцентом, резавшим слух, а затем присела в широкое с высокой спинкой кресло и перекинула одну ногу через другую.
– Как вы знаете, Донья, меня не было эти несколько дней…, – запинаясь, начала говорит Элаиза, и я поморщилась оттого, как она произносила слова, коверкая их до неузнаваемости.
– И что?! – рявкнула Хозяйка. – Ты должна была оставить человека, который смог бы управлять всем этим цирком! Почему я должна улаживать такие мелкие вопросы, когда меня ждут более важные дела?! Неужели ты считаешь, что у меня есть время для этой бездарности?!
– Простите, Донья….Я сделаю все, что есть в моих силах, чтобы это больше никогда не повторилось…, – громко произнесла Элаиза.
– Впредь ты должна быть строже с этими лентяйками! Если я увижу хотя бы одно пятнышко, то пеняйте на себя! – прорычала Хозяйка, вскакивая с кресла и ударяя меня хлыстом. Я громко воскликнула, прижав руку к больному месту на ноге, и в ужасе уставилась на Донью. – Я никого не пожалею, понятно? Никого! И несмотря ни на что!
Она посмотрела мне в глаза, а я лишь безмолвно уставилась на нее, чувствуя, как горят мои руки, чтобы дать ответ этой подлой мерзкой гадюке, которая смеет избивать людей! Немыслимо! Черт побери, я живу в свободной стране, где никто и никогда не посмеет безнаказанно поднять на человека руку, а эта Донья только что ударила меня плетью! Она перешла все границы.
- Вам это ясно? – спросила Донья.
Все как один закивала головой, и лишь только я осталась смотреть ей в глаза, не подав ни голоса, ни знака. Донья удивленно посмотрела на меня, и я тут же опустила голову, испытывая жуткий страх перед этой женщиной. Мне безумно хотелось ответить ей на ее действия, но я понимала, что, во–первых, нахожусь на задании, от которого зависит моя свобода, а –во–вторых, этой женщине ничего не стоит, как взять и застрелить меня на месте или придумать еще худшее наказание. Раньше я могла бы рискнуть, но не сейчас, когда под сердцем у меня находятся два беззащитных ребенка, матерью которых являюсь я. И я никогда не позволю сделать им больно, никогда не позволю обидеть их, поэтому сейчас, собрав себя в кучку, я глубоко вздохнула и уставилась в пол, тихо помалкивая.