Он рано стал готовиться в медики, и поэтому время от времени я служила ему живым пособием по анатомии (к счастью, до физиологии дело не дошло). Так продолжалось лет пять по ночам, пока он не окончил первый курс и, по-видимому, не сдал экзамен по этому предмету. Я страшно боялась его, и мне было стыдно, поэтому я ничего не рассказывала маме с папой.
Сейчас я не знаю, ни где брат, ни что с ним. Последнее, что я о нём некогда слышала, так это, что он окончательно спился, стал законченным алкашом. Хотя помню, Сашка лихо выпивал уже смолоду... Впервые его совершенно никакого притащили домой друзья, когда ему едва исполнилось 18. Потом это периодически повторялось. А лет через 10 в нашей жизни довольно-таки устойчиво прописалось слово «вытрезвитель»... Ну, это его судьба, его проблемы — меня давно ничто в его жизни не касается. И, кстати, моя любовь к нему прошла, как и не было вовсе. Оказывается, и так бывает.
А мама, наверное, поощряла Сашку в детстве в этом его отношении ко мне... Почему я так думаю? Ну, она ни разу на моей памяти не пыталась нас... связать как-то, сблизить что ли... Видимо, мудро чувствовала, что это невозможно и не стóит лишний раз нажимать Сашке на больную точку, имя которой — ненужная сестра от нового мужа мамы. Не его папы.
Обожал ли Сашка маму так, как я? Думаю, да. По-другому было невозможно. Она на самом деле была достойна нашего детского восхищения и даже преклонения. Брат тоже всегда знал, что она — особенная, не такая как все прочие тривиальные, примитивные мамы. Я, когда подросла, поняла, что их любовь была взаимной, настоящей. Понятное дело, он был куда лучше меня: красивый, умный, учился в английской школе. Мамочка им гордилась.
Давным-давно, наверное, ещё в юности, мне вдруг стукнуло в голову: у нас в доме не водилось ни одной фотографии, на которой я, маленькая, была бы с мамой, на руках у мамы, в обнимку с ней. Тут надо подчеркнуть такую деталь: фоток в нашем доме всегда был миллион, ибо родители — из журналистов, и у нас вечно обретались фотографы, фотокоры, фотохудожники и прочие фото-люди. Фотки имелись разные-разнообразные: мама и папа, папа и я, я и брат, родители на работе... Но ни единой «мадонны с младенцем женского пола»!
А вот когда Сашка был совсем крохой, а мама ещё не имела никакого отношения к журналистике, и фоток у неё в доме было совсем чуть-чуть... так в этом «чуть-чуть» тогда уже появились как минимум два великолепных изображения этой самой «мадонны» с маленьким сыном на руках. И у мамы на них такой счастливый вид... Почему так? Об этом я задумывалась давненько, но ни разу ничего такого не спросила у мамочки. Возможно, боялась услышать в ответ:
— После Сашки я была красивая, а после тебя растолстела и не хотела фотографироваться вообще.
И в результате такого объяснения я точно поняла бы, что не очень-то мама меня любила, ибо какую любящую мамочку останавливали подобные соображения, если была возможность зафиксировать счастливейший момент со своим любимым младенчиком? Я подчёркиваю — любящую мамочку... С любимым младенчиком...
А, может, она честно сказала бы:
— Я вообще не хотела с тобой фотографироваться!
И что бы я с этим делала? Как жила бы дальше?
Впрочем, конечно, правды я никогда бы не услышала.
Одна из семейных баек, которую любил рассказывать Сашка:
— Батюшка (так брат называл моего папу) спросил меня: кого ты хочешь — братика или сестричку? Я ответил: собаку. Ну, я её и получил!
Все смеются. Я тоже, ведь взаправду смешно и весело. Рассказывалось это безо всякой злости и ненависти. Напротив, можно было подумать, что он таки получил, как Малыш из сказки Линдгрен, милого пушистого друга... В том смысле, что очень был рад. Приятнее думать так. Так я и старалась думать в детстве. Не всегда, правда, получалось... Как и что думал Сашка всё своё и моё детство, одному богу известно. Для меня он был вечно неприветливый, сердитый (на меня?) мальчишка, которого я почему-то любила. Очень любила...
Итак, появилась я на свет некстати и для брата, и для мамы. Некстати и не в радость. Явилась миру Катя совсем-совсем некстати... Господи, да кто ж это я такая, чтобы миру «являться»? Явилась маме Катя совсем-совсем некстати. ...И вот родилась Катя для общества некстати... Для близких всех некстати живет зачем-то Катя... Гм, я так могу до бесконечности.