— По крайней мере, его не убили грабители или насильники, иначе бы его телефон выключили и выбросили симку. Значит, отпадает и версия, что это сделала Сауле, она бы обокрала его и изнасиловала его труп.
— Сауле!— послышался голос Иевы из-за двери, — когда Гюстас уходил, она пыталась кинуть в меня крысу. Она могла увидеть, куда он пошёл или хотя бы в какую сторону свернул от моего дома. Мы должны с ней связаться.
Дверь резко распахнулась, ударившись ручкой о стену, и в проёме показалась Иева, уже одетая зимнюю одежду. Я сначала почувствовал смесь запаха её ягодных духов и помады, прежде чем понял, что за это время она успела ещё и накраситься.
— У меня есть её номер! — обрадованно воскликнул Каролис, будто бы спас всю ситуацию.
— Тревожная кнопка на тот случай, если тебе надоест жить?
— Помолчи, Джонни, она нам поможет!
Каролис был таким же общительным, как и Джонни, только куда более приятным собеседником. У него всегда было много непонятных знакомых. Но номер Сауле меня всё-таки удивил, даже больше, чем когда у него оказался телефон моего старшего брата. Тогда у меня случился припадок, родителей не было в городе, и они не разобрались, что Дарюс в моих контактах записан, как «Осёл».
Каролис поставил звонок на громкую связь.
— Сауле, привет! Это Каролис Урбонас из параллельного класса. Прости, что я звоню тебе посреди ночи, но это важно. У нас пропал друг, Гюстас Чюрлёнгис. Ты могла его видеть, кода он выходил от Иевы. Не знаешь ли ты случайно, куда он пошёл?
Вот, для добродушного Каролиса Гюстас уже стал другом.
Сауле ответила незамедлительно:
— Это я его убила.
— А я говорил! — крикнул я, но Каролис прижал ладонь мне к лицу.
— Сауле, пожалуйста, мы знаем, что…
— Если хотите узнать, где я спрятала его расчлененные останки, буду через двадцать минут у железной дороги напротив магазина свадебных платьев.
Из телефона послышались гудки.
Каролис опередил меня:
— Ты же понимаешь, что она так шутит. Сауле что-то видела и поможет нам найти Гюстаса.
— Единственное, что мы пока можем сделать, это довериться этой психопатке, — сказал Джонни, — Ну, знаете, как на последних президентских выборах в США, когда народ узнал, кто выдвигается от республиканцев.
— Попробуем узнать у неё, а если не получится, будем искать его по улицам, — сказала Иева, натягивая тоненькую маленькую куртку на шерстяной свитер (будто она не определилась, холодно на улице или тепло). Ничего не оставалось делать, кроме как последовать за ней в её вонючий подъезд.
Я очень внимательно смотрел под ноги, боясь наступить на осколки бутылки или рвоту, которые бы были прекрасным антуражем для этой оплёванной лестницы, но ещё я старался найти какую-нибудь подсказу для поисков Гюстаса. Например, пачку сигарет, книжку Берроуза или Паланика (или что там читают те, кто не приемлет общество), а лучше всего записку «Не ищите меня, я в пиццерии до утра. Не хочу, чтобы мама подумала, будто я настолько социофоб, что не продержался и одну ночевку у одноклассника». Но ничего такого, конечно же, не было. В отличие от битого стекла.
Ещё я пытался отвлечься. Я не мог понять, виновен ли я или нет. Наверное, Гюстасу нравилась Иева, и у них даже что-то было, поэтому он и ушёл. Но я ведь об это не знал (незнание не освобождает от ответственности). А вдруг все это понимали кроме меня, потому что у меня плохо развита эмпатия и вот это вот всё про взаимоотношения с людьми? Джонни так говорил, и у меня закрадывались такие мысли иногда тоже.
Ещё я думал, что нужно связаться с его мамой. Но из сети она вышла, и вряд ли даже Каролис знал её номер. Для этого пришлось бы позвонить моим родителям, узнать у них её телефон и запалить нас. Это, конечно, должная цена, но вдруг с Гюстасом всё в порядке? Я решил, что мы встретимся с Сауле, и если она не скажет ничего полезного, то непременно позвоню родителям.
Свежий морозный воздух ударил нам в лицо, когда Каролис открыл дверь вонючего подъезда. За то время, что мы были у Иевы, выпал снег. Белый, пушистый новорожденный снег, еще не оскверненный даже следами ботинок. Мы были первыми, кто решил его потопать около подъезда Иевы, улица ночью действительно была слишком пустой.
— Лишь бы не заболеть пневмонией из-за этого холода, — я поравнялся с Джонни.
Он закурил первым, и мы все последовали его дурному примеру. Пальцы с сигаретой мёрзли, казалось, мороз скручивает мышцы. Я подумал об обморожении, но я сам понимал, что прошло совсем немного времени для столь неутешительного диагноза.
Если вдруг Гюстас пролежал всё это время в снегу, какую стадию обморожения он получил?